— Макс, это для меня очень серьезно, но я не буду принуждать тебя. Ты для меня слишком важен.
Глаза искали ответа в чужих серьезных голубых глазах. Я увидела, что Макс размораживается. Его взгляд потеплел, напряженно сжатые губы расслабились.
— Ты удивительно храбрая девушка, — произнес он, наконец, улыбнувшись. — Когда я не вижу тебя, то думаю, что не стоит с тобой встречаться, но как только ты оказываешься рядом, все летит кувырком.
— Макс, — я прижалась к его плечу, чувствуя, как колотится в груди сердце, — пообещай, что больше никогда не бросишь меня. Слышишь? Никогда! Я умру, если ты меня бросишь!
Я целовала его подбородок, с наслаждением вдыхая древесно-пряный аромат туалетной воды. Каждый поцелуй — жесткий, требовательный — словно печать. Я поставила на лице Макса с полсотни печатей, на каждой из которых значилось: «Мой! Мой! Мой!»
Ключик от его сердца был у меня в руках. Теперь никто, и уж тем более Мила, не посягнет на моего парня!
Мила
Предчувствие чего-то непоправимого не оставляло меня всю дорогу домой. Сердце тревожно ныло, а грудь болела.
— Милочка, что же ты у меня такая слабенькая, — вздыхала мама, с жалостью глядя на меня. — И в кого ведь?! И я, и папа, и Эля здоровые!
Ответить на это, как можно догадаться, было нечего, поэтому я улыбалась и отшучивалась:
— Ну должна же быть в семье хотя бы одна паршивая овца!
— Ой, Эмилия, зря ты так! Мне кажется, ты прости, но буду говорить откровенно, как подруга с подругой…
Мама кокетливо улыбнулась, ей и вправду до сих пор казалось, что ей не больше двадцати, наверное, в каком-то смысле это не так плохо… только тяжело. Ее никто не воспринимал серьезно, даже учителя в моей школе, а подруги, которых я приводила домой, болтали с ней как с равной.
— Ну говори. — Я кивнула — иногда, особенно в такие минуты, мне кажется, что я старше и это я ответственна за нее.
— Думаю, что ты слишком много времени уделяешь учебе, и это не идет на пользу твоему здоровью. Нет, ты молодец, — быстро опомнилась она, — ухаживаешь за собой, держишь себя в форме, но в последнее время ты даже не гуляешь! Как вернешься из института — сидишь занимаешься. Ну разве так можно? А если уж совсем честно, я считаю, тебе нужно с кем-нибудь встречаться! Вот есть же у вас этот симпатичный мальчик… Макс, кажется? Почему бы тебе не пригласить его к нам на чай?
Сердце глухо стукнуло в груди. И она о Максе. Я снова вспомнила (а забывала ли вообще?), как он смотрел на меня вчера. Вот и мама говорит, что нам надо бы встречаться… Я знаю, мы составляем хорошую пару. Но Эля…
Замкнутый круг, честное слово!
— Разве я могу пригласить к нам Макса, он сразу увлечется тобой, — попыталась я спасти дело шуткой. Но шутка не получилась, и хотя мама польщенно засмеялась и делано замахала руками — куда уж мне! — я почувствовала себя весьма скверно. Шутки у меня не получались, наверное, никогда. Здесь у нас специалист Эля.
Я закашлялась, и мама подозрительно посмотрела на меня. Пришлось покачать головой, показывая, что все в порядке, и нащупать в кармане плаща баллончик.
Как ни странно, чем ближе мы подходили к дому, тем тревожнее становилось на душе. Без всяких на то причин. Я рассеянно и невпопад отвечала маме и, старательно пялясь в землю, обходила многочисленные после ночного дождя лужи.
«Придем домой — сразу же сделаю себе чаю с мятой», — решила я, подходя к подъезду.
Вот, наконец, наш этаж. Ключ дрогнул в руках и с противным звоном упал на выложенный плиткой пол. Бог знает что такое! Наверное, я действительно больна, и врач прав, советуя уехать к морю на отдых. Чем раньше — тем лучше.
Когда я открыла дверь, взгляд первым делом уткнулся в аккуратно поставленные мужские ботинки — чистые, без следов осенней грязи, хищными зверями скалящиеся на меня из угла коридора. Я замерла, глядя на них, словно завороженная.
— А вот и мои вернулись! — послышался из комнаты жизнерадостный Элин голос. — Макс, пойдем, познакомишься с моей мамой.
Сестра тут же появилась на пороге комнаты, таща за собой растерянного и смущенного Макса.
— Это мой друг Макс, это моя мама Мария Николаевна, а Эмилию ты знаешь, — частила она.
Мама прислонилась спиной к двери, должно быть, чувствуя себя персонажем одного из своих романов.
— Здравствуй, Макс, — произнесла она совершенно ошалело.
А мне захотелось расхохотаться. Поднять голову к потолку и хохотать, хохотать, пока из глаз не брызнут предательские злые слезы.