Взяв себя в руки, он смог выдавить:
— Ты же знаешь, как я к тебе отношусь.
— Успешной поездки в Лондон.
Ее голос был безжизненным. Он знал, что не смеет оставить жену вот так, без должного ответа.
— Миранда, пожалуйста, выслушай меня.
— Замолчи! — выкрикнула она. — Я не хочу слышать твоих оправданий и твоих банальных объяснений! Я вообще ничего не хочу больше слышать!
Только «Я люблю тебя».
Невысказанные слова повисли в воздухе. Тернер почти физически ощущал, как она отдаляется от него, как между ними образуется пропасть, а он не в силах остановить это. Он знал, что должен сделать: сказать всего три слова. Господи, это же нетрудно. Ну что он, немой, что ли? И он хочет их сказать. Но тогда окажется на грани чего-то… необъяснимого. Сделать последний шаг вперед выше его сил.
Это не поддается никакому объяснению, и смысла в этом никакого нет. Он не знает, боится ли он полюбить ее или боится того, что Миранда любит его. Он не знает, страх это или еще что-то. Может, он мертв внутри?
Слишком тяжело далась ему первая женитьба. Что, если сердце его навсегда разбито?
— Дорогая, — начал он, судорожно подбирая слова, которые вернули бы ей счастье.
Или если это невозможно, то хотя бы поменяли выражение боли в глазах Миранды.
— Не называй меня, так, пожалуйста, — еле слышно сказала она. — Лучше обращайся по имени.
Ему хотелось выть, кричать. Хотелось тряхнуть ее за плечи, чтобы она почувствовала, что… он сам себя не понимает. Как это сделать? Он не знал и поэтому просто сказал:
— Увидимся через пару недель.
Она кивнула в ответ. Потом отвернулась.
— До свидания, — тихо произнес Тернер и закрыл за собой дверь.
— Зеленый цвет очень выигрышный, — сказала Оливия, глядя на выцветшие шторы в гостиной. — А тебе он всегда шел. Леди обычно присуще желание хорошо выглядеть в собственной гостиной.
— Думаю, что не только в ней, — в тон подруге сказала Миранда.
— Ой, перестань! Если бы тебе не нужен был мой совет, ты не позвала бы меня. — Оливия простодушно улыбнулась. — Но я рада твоему приглашению. Ужасно без тебя скучала, дорогая. Зимой в Хавербрейксе такая тоска. Фиона Беннет чуть ли не каждый день наносит мне визиты.
— Весьма прискорбное стечение обстоятельств, — согласилась Миранда.
— Я уже склонна была принять от нее приглашение. Исключительно от безделья.
— О, не делай этого.
— Ты до сих пор имеешь против нее зуб за ту историю с ленточкой на моем дне рождения?
— Совсем чуточку.
Миранда большим и указательным пальцами показала подруге, насколько мало ее волнует Фиона Беннет.
— Да забудь наконец про это. В конце концов, ты заполучила Тернера. Увела под носом у всех. — Оливия все еще немного обижалась на брата и лучшую подругу, про роман которых она ничего не знала. — Хотя должна сказать, с его стороны просто свинство уехать в Лондон и оставить тебя здесь одну.
— У него срочные дела, — сказала Миранда, натянуто улыбнувшись.
— Понятно. — Подруга моментально перешла к делу. — Если мы сделаем обивку зеленой, то шторы могут быть контрастного цвета, подходящего к обивке мебели.
Миранда кивнула и улыбнулась, но мысли ее были далеко. В Лондоне. Ее муж ни на секунду не выходил у нее из головы. Она обсуждала домашние дела с экономкой, и вдруг у нее перед глазами возникали его глаза. Она садилась за книгу — и слышала его смех. А ночью, когда она уже погружалась в сон, легкий как пух поцелуй щекотал ей губы, и душа тут же начинала ныть от тоски по теплу его тела.
— Эй, очнись!
— Что? Ой, прости, Ливви. Я задумалась.
— Вижу. Ты часто это делаешь.
— Это из-за ребенка, — отговорилась Миранда. — И еще я стала слишком чувствительная и слезливая.
Про себя она подумала, что сможет еще два месяца все сваливать на свое положение. А что потом ей делать? Она посмотрела на подругу и с улыбкой спросила:
— Так что ты собиралась мне сказать?
— Я хотела предложить: если тебе не нравится зеленый, то мы можем выбрать обивку в пепельно-розовых тонах. И ты назовешь эту комнату Розовой гостиной. Звучит шикарно!
— Ты не считаешь, что комната будет выглядеть слишком женственной? — засомневалась Миранда. — Тернер тоже любит в ней сидеть.
— Хм-м… Надо подумать.
Миранда так сильно сжала ладони, что ногти больно впились в кожу. Печально и смешно, но даже от упоминания имени мужа она сама не своя.