— Есть ли у вас первое имя, мисс Уинслоу? — тихо осведомился он.
— Аннабел, — ответила она тоном чопорным и даже несколько неприязненным.
— Аннабел, — повторил он. — Я сказал бы, что оно вам подходит, если бы, разумеется, лучше знал вас.
Она крепко сжала губы, но сердце ее забилось чаще.
Он хищно усмехнулся:
— Но поскольку мы с вами не встречались…
Она упрямо продолжала не разжимать губ. Она не доверяла себе и сочла за благо промолчать.
Впрочем, казалось, что его это только позабавило. Он склонил голову в ее сторону — идеальное воплощение вежливого английского джентльмена.
— Я буду рад снова увидеть вас сегодня вечером.
— Неужели рады?
Он хмыкнул:
— Как язвительно! Едко, как лимон.
— Как лимон, — сухо проговорила она. — Какое материалистическое определение:
Он слегка к ней склонился.
— Никак не пойму, почему я вам так сильно не нравлюсь.
Аннабел бросила отчаянный взгляд на свою кузину.
— Она не слышит, — пробормотал он.
— Вы не можете этого знать.
Он внимательно посмотрел на леди Оливию и Луизу, которые в этот момент опустились на колени около Фредерика.
— Они слишком заняты этим псом. Хотя… — Он нахмурился. — Мне непонятно, каким образом Оливия собирается подняться на ноги в ее состоянии.
— С ней все будет хорошо, — не задумываясь, ответила Аннабел.
Он повернулся к ней, вопросительно подняв брови.
— Ей еще очень далеко до…
— В обычной жизни я бы предположил, что такое утверждение — это голос опыта, но поскольку мне известно, что у вас нет никакого опыта, кроме меня, я…
— Я старшая из восьми детей, — оборвала его Аннабел. — Моя мать ждала ребенка на протяжении всего моего детства.
— Это объяснение не пришло мне в голову, — признался он. — А я не люблю, когда теряюсь в догадках.
Аннабел хотелось бы, чтобы он вызвал у нее неприязнь. Правда-правда. Но он делал это невозможным своей лукавой ухмылкой и… — что скрывать? — своим обаянием.
— Почему вы приняли приглашение Луизы в оперу? — спросила она.
Он отрешенно посмотрел на нее, хотя Аннабел знала, что мысли крутятся в его голове с тройной скоростью.
— Это ложа Феннивиков, — проговорил он, как будто у него не было другого объяснения. — Вряд ли мне доведется снова попасть на такое хорошее место.
Это было верно. Тетушка Луизы пространно разглагольствовала о прекрасном расположении.
— И потом, у вас был такой несчастный вид, — добавил он, — что трудно было устоять.
Она сердито взглянула на него.
— Честность во всем, — сострил он, — это мое новое кредо.
— Новое?
Он пожал плечами:
— По крайней мере, на сегодняшний день.
— И до вечера?
— Пока не доберусь до оперного театра — наверняка, — промолвил он с проказливой ухмылкой и, когда она не ответила тем же, добавил: — Ну же, мисс Уинслоу, у вас ведь есть чувство юмора.
Аннабел чуть не застонала. Было столько причин, по которым этот разговор не казался ей забавным, что она не знала, с чего начать. Причин не смеяться было столько, что это само по себе было смешным.
— Вам не стоит тревожиться, — тихо произнес он.
Она подняла на него глаза. Лицо его стало серьезным.
Не мрачным, не угрюмым, просто… серьезным.
— Я ничего не скажу, — сказал он.
Почему-то она поверила, что он говорит правду.
— Спасибо, — прошептала она.
Он склонился к ней и снова поцеловал ее руку.
— Я действительно сама скромность. Вторник — прекрасный день для знакомства с молодой леди.
— Сегодня среда, — поправила она.
— Неужели? Я вечно путаю даты. Это мой единственный недостаток.
Ей действительно очень хотелось засмеяться. Но она не осмеливалась привлечь внимание Луизы и леди Оливии, которые продолжали беседовать. И чем дольше они будут этим заниматься, тем лучше.
— Вы улыбаетесь, — заметил он.
— Вовсе нет.
— Но вам хочется улыбнуться. Уголки ваших губ подергиваются.
— Да с чего вы взяли?
Он хитро усмехнулся:
— А теперь подергиваются.
И он был прав, негодник. Он ухитрился вызвать ее смех… или, по крайней мере, улыбку… еще минута, и она не удержится… Неудивительно, что она попросила его поцеловать себя.
— Аннабел!
Девушка с облегчением повернулась на спасительный голос.
— Моя тетушка машет нам, — проговорила Луиза, и действительно, леди Косгроув стояла на противоположной стороне лужайки и бросала на них суровые взгляды.