113 
Элизабет выставила вперед подбородок и стиснула зубы. Джеймс вскинул бровь.
— О, ради Бога! — взорвалась Элизабет. — Да говорите же наконец, что собирались.
— Вчера, — сказал он, — я попросил вас выйти за меня замуж.
Она нервно сглотнула.
— Вчера я вам отказала.
— А сегодня?
На кончике языка у Элизабет вертелось: «Сегодня вы не просили!» — однако она не решилась произнести этого вслух. Такого рода реплику можно было бросить человеку, которого она знала как Джеймса Сидонса. Но стоявший перед ней маркиз был кем-то совершенно другим, и она не знала, как с ним обращаться. И совсем не потому, что не имела опыта общения с аристократами. Недаром же она провела столько лет в обществе леди Дэнбери.
У Элизабет было такое чувство, словно она попала в нелепый фарс, правил которого не знает. Всю жизнь ее учили, как себя вести, как и всех англичанок благородного происхождения. Но никто не говорил, что делать, если влюбишься в человека, который меняет свою личность с легкостью, с которой другие меняют перчатки.
После затянувшейся паузы она сказала:
— Вам не следовало присылать нам банковский чек.
Джеймс вздрогнул.
— Вы его получили?
— Вчера вечером.
Он выругался себе под нос, пробормотав что-то вроде: «Крайне неудачный момент».
Глаза Элизабет увлажнились, и она усиленно заморгала.
— Зачем вы это сделали? Неужели вы думали, что мне нужна благотворительность? Как будто я жалкая, беспомощная…
— Я думал, — с нажимом произнес Джеймс, — что преступно позволять вам выходить замуж за развратного подагрика, чтобы обеспечить брата и сестер. Более того, мое сердце просто разрывалось, когда я видел, как вы буквально лезете из собственной кожи, стараясь соответствовать представлению миссис Ситон о том, какой должна быть женщина.
— Мне не нужна ваша жалость, — тихо вымолвила она.
— Жалость здесь ни при чем, Элизабет. Вы не нуждаетесь ни в каких эдиктах. Единственное, на что они способны, так это подавить ваш дух. — Он усталым жестом взъерошил волосы. — Я не вынесу, если вы лишитесь огня, который делает вас совершенно особенной. Задорных искорок в ваших глазах и загадочной улыбки, когда вам весело.
Элизабет нервно сглотнула, чувствуя себя неловко от его слов.
Джеймс шагнул вперед, вполовину уменьшив расстояние между ними.
— Все, что я делал — я делал из дружбы.
— К чему тогда вся эта секретность? — прошептала она. Он приподнял брови, с сомнением глядя на девушку.
— Вы хотите сказать, что приняли бы чек? — Выждав не более секунды, он добавил:
— Не думаю. Кроме того, я должен был изображать Джеймса Сидонса. Откуда у управляющего такие деньги?
— Джеймс, вы хоть понимаете, какое унижение я испытала вчера вечером, когда пришла домой после всего, что случилось, и обнаружила анонимный чек из банка?
— А что бы вы почувствовали, — парировал он, — если бы он прибыл двумя днями раньше? До того как узнали, кто я такой? Прежде чем у вас появились основания заподозрить, что он от меня?
Элизабет прикусила губу. По всей видимости, отнеслась бы подозрительно, но в целом пришла бы в восторг. И безусловно, приняла бы дар. Гордость гордостью, но детям нужно есть. Да и Лукасу пора в школу. А если бы она приняла предложение Джеймса…
— Вы хоть представляете себе, какая вы эгоистка? — осведомился он, прервав, к счастью, ее мысли, устремившиеся в опасном направлении.
— Как вы смеете? — воскликнула она дрогнувшим от негодования голосом. — Не смейте называть меня так! Я готова смириться с любыми оскорблениями, но не с этим.
— Потому что последние пять лет трудились на благо семьи? Потому что отдаете детям все без остатка, не думая о себе?
Насмешливые нотки, звучавшие в его голосе, привели Элизабет в такую ярость, что она была не в состоянии ответить.
— Да, вы делали все это, — заявил он с обидным высокомерием, — и тем не менее не задумываясь отказались от единственного шанса улучшить положение, единственной возможности покончить со всеми тревогами и обеспечить детям жизнь, которую они, с вашей точки зрения, заслуживают.
— У меня тоже есть гордость, — проскрежетала она. Джеймс хрипло рассмеялся:
— О да! И совершенно очевидно, что вы ставите ее выше, чем благополучие своей семьи.
Элизабет занесла руку, собираясь дать ему пощечину, но он легко перехватил ее.
— Даже если вы не выйдете за меня замуж, — сказал он, стараясь не обращать внимания на резкую боль в груди, которую вызвала одна мысль о подобной возможности, — даже если вы не выйдете за меня замуж, вы можете взять эти деньги и вычеркнуть меня из своей жизни.
113 
