Оливия была совершенно уверена, что последнее заключает в себе что-то еще. Это что-то заставляло ее мать пулей вылетать из комнаты каждый раз, когда Оливия начинала задавать вопросы.
Но вернемся к Миранде. Она тоже произвела на свет младенца — обожаемую племянницу Оливии, Кэролайн за которую Оливия, не задумываясь, бросилась бы под чьи угодно копыта — и как раз собиралась произвести второго, а значит, была недоступна для регулярных послеобеденных бесед. И, поскольку Оливия любила разговоры — а также моду и сплетни — она начала проводить все больше времени с Энн, Мэри и Филоменой. А они, конечно, были занятными и незлыми, но вели себя глупо несколько чаще, чем хотелось бы.
Как, например, сейчас.
— Кстати, кто это «поговаривает»? — спросила Оливия.
— Поговаривает? — эхом повторила Энн.
— Да. Кто именно говорит, что мой новый сосед убил свою fiancйe?
Энн замолчала и поглядела на Мэри.
— Ты помнишь?
Мэри помотала головой.
— В общем, нет. Может, Сара Форсайт?
— Нет, — уверенно покачала головой Филомена. — Это точно не Сара. Она только два дня назад вернулась из Бата. Может, Либби Локвуд?
— Это не Либби, — ответила Энн. — Я бы запомнила.
— Вот что я вам скажу, — вмешалась Оливия. — Вы не знаете, кто это сказал. Никто из нас не знает.
— Ну, я это не сама выдумала! — несколько вызывающе произнесла Энн.
— Я и не утверждаю, что это ты выдумала. Я бы никогда такого о тебе не подумала. — Это было правдой. Энн повторяла почти все, что говорилось в ее присутствии, но никогда ничего не придумывала. Оливия задумалась. — Вам не кажется, что подобные слухи нуждаются в проверке?
Ответом ей были три изумленных взгляда.
Оливия попыталась зайти с другой стороны.
— Просто для собственной безопасности. Если это правда…
— Так ты думаешь, что это правда? — спросила Энн тоном, каким говорят «ага, попалась!».
— Нет. — О Господи! — Я так не думаю. Но если бы это было правдой, то значит, его надо избегать.
Это заявление было встречено долгим молчанием, которое, наконец, нарушила Филомена:
— Моя мама уже велела мне его избегать.
— Именно поэтому, — продолжила Оливия, чувствуя себя так, словно продирается сквозь вязкую грязь, — мы обязаны установить, правда ли это. Поскольку если это неправда …
— Он красивый, — неожиданно произнесла Мэри. И добавила: — Правда, красивый.
Оливия моргнула, пытаясь угнаться за ходом ее мысли.
— Я никогда его не видела, — заметила Филомена.
— Он носит только черное, — доверительно сообщила Мэри.
— Я видела его в синем, — возразила Энн.
— Он носит только темное, — исправилась Мэри, сердито поглядев на Энн. — А его глаза… ох, они прожигают насквозь.
— А какого они цвета? — спросила Оливия, воображая себе самые неожиданные оттенки: красный, желтый, оранжевый…
— Голубые.
— Серые, — сказала Энн.
— Серо-голубые. Но пронзительные.
Энн кивнула. Видимо, последняя фраза не требовала исправлений.
— А волосы у него какого цвета? — спросила Оливия. Уж эту-то деталь они без сомнения упустили.
— Темно-каштановые, — хором ответили обе девушки.
— Как у меня? — спросила Филомена, накручивая локон на палец.
— Темнее, — заявила Мэри.
— Но не черные, — добавила Энн. — Чуть светлее.
— И он высокий, — произнесла Мэри.
— Они все такие, — пробормотала Оливия.
— Но не слишком, — продолжила Мэри. — Мне лично не нравятся долговязые.
— Да ты без сомнения сама его видела, — сказала Оливии Энн. — Он же живет в соседнем доме.
— Не думаю, — пробормотала Оливия. — Он снял дом только в начале этого месяца, а я на той неделе как раз гостила в загородном доме у Макклсфилдов.
— А когда ты вернулась в Лондон? — спросила Энн.
— Шесть дней назад, — ответила Оливия, возвращаясь к изначальной теме разговора. — Я и не знала, что там живет холостяк, — произнесла она и подумала, что эта фраза подразумевает, что если бы она знала, то попыталась бы собрать о нем побольше информации.
Скорее всего, так бы и было, но она не собиралась это признавать.
— Знаете, что я слышала? — неожиданно спросила Филомена. — Он размазал по стенке Джулиана Прентиса.
— Что?
— И ты говоришь об этом только сейчас? — недоверчиво воскликнула Энн.