– Вы знаете, что там на самом деле произошло?
– Да престранная история. Официально портрет транспортировали под охраной целой армады. Она была просто огромная, так как прошел слух, что портрет выкрадут. Или нападут на корабль. Во избежание чего-то подобного в последний момент решили везти портрет тайно, другим судном. Даже команда не знала, что за сокровище они везут. Только охрана была в курсе. Но люди в оной служили самые проверенные. Серебряные гвардейцы, – пояснил Мишкольц.
Эрни уважительно кивнул. Серебряные гвардейцы считались элитарным военным корпусом Форевии. Они охраняли особ королевской крови, их задействовали в наиважнейших операциях.
– С виду корабль ничем не отличался от десятков других кораблей. Разве что шел без остановок. Где-то в нескольких часах лета от нашей границы на него напали. Кто – неизвестно. И выяснить это не представляется возможным, по крайней мере по уликам. Так как примерно в то же время или чуть позже по всей Форевии, да и нас задело, прошелся ураган. Это было три года назад, уже скоро четыре, ты должен помнить.
– Помню, конечно. Тогда множество кораблей разбилось. Крыши посносило, особенно в сельской местности. Кое-где балконы рухнули, деревья даже в Парке повалило. В деревнях сараи некоторые порушились. Говорят, дождь из лягушек и более крупной живности шел даже на юге.
– Именно. Тогда много людей и скотины погибло. А материальный ущерб еще год компенсировали. Так вот, тот корабль с портретом сразу после нападения или, как я уже говорил, даже во время него попал в этот ураган. Поскольку команда была или мертва, или очень занята, отбиваясь от нападающих, корабль не смог выбраться или хотя бы приземлиться. Его разнесло в клочья. Портрет вполне мог погибнуть в этом кошмаре. Однако, если помнишь, в огне пожара он не сгорел. Поэтому велика вероятность, что и ураган оказался ему нипочем. Насколько я знаю, Лаужер-он убежден в этом. И скажу тебе честно, теперь, когда Доуского убили, я тоже в это верю.
– Неужели до этого не было никаких зацепок по краже? Ведь искали наверняка лучшие сыщики. – Эрни покачал головой. Вот уж точно, неудачно сложились обстоятельства.
– Были какие-то. Но за три года никто не приблизился к результату. Хотя проверяли вообще все. Всех, кто мог знать, что поменяли корабль, окружение охраны, всех, кто мог оказаться поблизости, всех вероятных коллекционеров, всех и вся. Я тебе скажу так: тот, кто украл этот портрет, рисковый малый. Если Лаужер-он Маядскальский его найдет, то мало ему не покажется. Я так думаю, то, что останется от этого ловкача, можно будет собрать в кофейную чашку. Наши дознаватели не лучше. Если появится хоть малейшая возможность раскрыть это дело, они вцепятся в нее, как голодные псы в кость. И порвут за это так же. Поэтому я не удивляюсь, что портрет до сих пор не нашли. Как меня научил опыт, если что-то с такой страстью ищут, ему не быть найденным. В подобных делах трезвый ум нужен. И разумение. Например, вот какой момент. За информацию о картине объявлена баснословная награда. И что? Только пустышки. Потому что тот, кто действительно что-то знает, побоится идти к Лаужер-ону, рискуя быть обвиненным в краже или хотя бы соучастии. Вряд ли Маядскальский остановится перед пытками, дабы узнать, не скрыл ли этот смельчак какую-либо еще информацию.
– Он такой человек?
– И даже хуже. У него очень жесткий подход. Когда у нас кричат о разгуле либерализма, я всегда вспоминаю его, и как-то уже больше не хочется усиления центральной власти. Не дайте боги такого человека у ее руля.
– Но если ему так нужен этот портрет, то почему он допустил слухи, что ни перед чем не остановится ради информации о картине? Судя по тому, что я знаю, Лаужер-он Маядскальский совсем не дурак.
– Не дурак, к сожалению. Ты учти, то, что я тебе говорю про него, информация из моих источников, а есть еще информация, которая подается публике. Человек не особо опытный легко может купиться на обещания награды и прочие посулы. Другое дело, что никто его больше не увидит, скорее всего. Люди же серьезные и осторожные сначала разузнают, что да как. Посол долго зарабатывал себе подобную репутацию, и кто потолковей его сладким речам вряд ли поверит. Так что тут он сыграл против себя самого.
– Наверное, подобный расклад Маядскальского весьма злит, – заметил Эрни.
– Не то слово. Если, конечно, это не какая-то хитрая игра, которой пока даже я понять не могу.