Наконец-то убрав язык, демон отпустил Салли, и она соскользнула на пол. В ее желудке воцарился холод, словно монстр накачал его шугой. Ее мутило, ей хотелось вырвать, освободиться от всей этой гадости, но она не могла.
Каждый ее выдох превращался в крик о помощи, услышать который мог только Господь, каждый вдох звучал словно отчаянный хрип. Ослабевшая, беспомощная, Салли наблюдала за ногами своего мучителя, который расхаживал по кухне, похоже, с интересом все разглядывая. Шесть длинных перепончатых пальцев. Первый и шестой длиннее, чем четыре средних, словно выполняли роль больших пальцев руки. Серые стопы, кожа очень уж похожа на чешую. Не обычную чешую, не такую, какая бывает у змеи или ящерицы, предназначенную не только для того, чтобы обеспечивать максимальную гибкость, но и служащую чем-то вроде… брони. Возможно, она подумала о броне из-за цвета, такого же, какой появляется у очень потускневших, давно не чищенных серебряных ложек. А потом, как это было и в буфетной сестер Капп, ноги демона — и он сам — начали темнеть: демон превратился в силуэт, в черную тень и ушел сквозь стену.
Тошнота усилилась, желудок, казалось, стремился вывернуться наизнанку, но вырвать она все равно не могла, а потом тошнота вдруг ушла, уступив место чему-то куда более худшему. Тепло выдавливалось из тела тем, что в нее впрыснули, и холод из желудка начал расползаться во все стороны, прежде всего в ребра, и Салли уже чувствовала каждую косточку, как никогда раньше, словно ей хирургически имплантировали какую-то жесткую решетку, чужеродную и холодную, резко отличающуюся по температуре от ее теплой плоти. Холод потек и вниз, и она почувствовала точное местоположение таза, чего никогда не случалось прежде, и тазобедренные кости стали такими же ледяными, как ребра.
С минуту, пока холод распространялся сначала по берцовым, а потом и по остальным костям ног, она думала, что это последние мгновения ее жизни. Но потом осознала, пусть и не могла сказать, откуда ей это известно, что жизнь из нее не уходит. Что она выживет. Что она не умирает, а становится кем-то еще, кем-то отличным от женщины, которой была всегда.
* * *
Сайлес Кинсли
После короткой встречи с Эндрю Нортом Пендлтоном, не в вестибюле, а в холле-прихожей, который находился на его месте в девятнадцатом веке, более ста десяти лет тому назад, и разговора с Падмини Барати уже не в «Белла-Висте», а в «Пендлтоне», Сайлес понял: то, что случалось в этом здании каждые тридцать восемь лет, происходит снова, раньше, чем он поначалу ожидал. Переговорив с Перри Кайзером в баре ресторана «У Топпера», он знал, что происходящее не то мероприятие, на которое с радостью валит народ — даже если кому-то повезет и он выживет, — и первым делом у Сайлеса возникло желание немедленно покинуть здание, рвануться через парадную дверь под дождь и бежать со всех ног.
Но Нору он потерял тремя годами раньше, детей им Бог не дал, большинство его друзей умерли, так что Сайлес и не знал, куда ему бежать и ради чего жить. Что он еще мог, так это помочь жильцам «Пендлтона», своим соседям, пусть знал он далеко не всех.
Но в данный момент он не представлял себе, что нужно для этого предпринять. В противопожарной системе здания не предусматривались коробочки со стеклянной торцевой стенкой, которую следовало разбить при пожаре и нажать на кнопку. Их заменили полностью автоматизированные высокочувствительные датчики дыма и распылители, вмонтированные в потолок каждого помещения. И он не знал, что ему поджечь, чтобы сработала противопожарная сигнализация и началась эвакуация жильцов.
— Что-то не так, мистер Кинсли? — спросила Падмини, недоуменно улыбаясь и чуть склонив голову набок.
Он ощущал себя старым, и усталым, и беспомощным. Все, что он мог ей сказать, прозвучало бы глупо, вызвало бы подозрение, что он впал в старческий маразм.
— Мне нужно поговорить с охранником, — ответил он и пошел к дверям, отделяющим вестибюль от коридора первого этажа.
Прежде чем Сайлес успел достать ключ из кармана дождевика, Падмини зашла за стойку и нажала на кнопку, отпирающую замок.
— Мне ему позвонить? — спросила она, но Сайлес, не ответив, прошел в коридор первого этажа. Стеклянная дверь закрылась за ним. Щелкнул управляемый электроникой замок.
То, что здесь происходило, началось еще утром и явно имело отношение ко времени, какой-то проблеме со временем, раз уж конец 1800-х годов вдруг вплывал в 2011 год. Прошлое смешивалось с настоящим. И, возможно, не только прошлое и настоящее. Может быть, и будущее. То, что Перри Кайзер видел в коридоре подвала в 1973 году. Это чудище появилось там не из 2011-го или более раннего года.