– Мой гонорар обычно лежит в пределах от тридцати до пятидесяти золотых, – произнес я, пристально наблюдая за реакцией собеседницы. – Все зависит от сложности дела. Полагаю, в вашем случае аванс будет не меньше двадцати монет.
Девушка сначала вспыхнула как маков цвет, потом так же стремительно залилась мертвенной бледностью. Любой неупокоенный сейчас бы позавидовал ее цвету лица. Ну-с, дорогая, и что вы скажете мне в ответ? Могу поклясться родовыми склепами, что таких денег у вас в помине нет и никогда не было.
– Двадцать монет, – прошептала Таша. – Я… Я не думала, что это будет так дорого.
– Я могу сделать скидку, – пожал я плечами и тут же жестокосердно продолжил, словно не заметив, какой безумной надеждой загорелись глаза девушки: – Пятнадцать золотых, и ни грошиком меньше. И то только из-за вашего очаровательного личика.
На самом деле у меня на языке вертелось название совсем другой части тела прекрасной незнакомки, которую практически не скрывал лиф платья. Но я благоразумно смягчил выражение. Наш род всегда отличался галантным отношением к женщинам. Не будем позорить добрую честь семейства только во имя красного словца.
Таша неожиданно всхлипнула, словно прочитав мою недостойную мысль, и с отчаянием утопающего схватилась за шнуровку лифа. Путаясь в петельках, принялась ее распускать, даже не глядя в мою сторону. Я какой-то миг оторопело взирал на это действие, потом закашлялся и густо покраснел. Вот оно как. Неужели дело обстоит настолько серьезно, что девица решила расплатиться натурой? Интересно, кто или что ее так напугало? Ведь сразу видно, что никогда ранее ничем подобным не занималась.
И внезапно мне стало стыдно за свое поведение. А еще потомственный некромант, драконьего помета мне на могилу! Что бы сказала моя матушка, если бы узнала, что ее ненаглядный единственный сынок, пользуясь положением, запугивает беззащитную девицу, попавшую в безвыходную ситуацию, и заставляет ее торговать телом? Даже представить страшно. Боюсь, столь бурного выяснения отношений родовой замок точно бы не перенес, в прах рассыпавшись от темперамента несравненной леди Аглаи.
Все эти мысли и соображения заняли у меня не более секунды. Таша едва успела распутать первую петельку, как я выпрямился в кресле и с возмущением поинтересовался:
– Девушка! Вы что себе позволяете?
Понимаю, что вопроса глупее представить просто невозможно, но ничего более уместного в голову просто не пришло. Или надо было дождаться полного оголения странной гостьи? Тогда бы меня матушка точно со свету сжила во время очередного пришествия. От ее зоркого глаза ничто не может укрыться. Тем более если это происходит в стенах родового замка.
Таша затряслась от беззвучных рыданий, словно осиновый листок на ветру, и распустила шнуровку еще сильнее, переходя всякие нормы приличия. Нельзя сказать, чтобы данное зрелище было мне неприятно или омерзительно. В конце концов, то, что я некромант, никак не умоляет моей принадлежности к мужскому полу. Поэтому я горестно вздохнул и принялся усиленно представлять в воображении самые отвратительные картины. Признаться честно, помогало плохо.
– Если вы немедленно не оденетесь, я выкину вас из замка прямо в таком виде, – глухо уведомил я. Подумал немного и добавил, постаравшись, чтобы это прозвучало как можно более презрительно: – Вот уж не думал, что с девицей легкого поведения столкнулся. А на вид такая приличная молодая особа…
По всей видимости, моя фраза послужила той каплей, которая привела в чувство Ташу. Потому как она некрасиво сморщилась и вдруг зарыдала в полный голос. Сгорбилась на кресле, неловко прикрываясь руками, словно минуту назад не раздевалась столь бесстыдно.
Признаюсь честно, не переношу женских слез. Когда в моем присутствии плачут дамы, я чувствую себя отъявленным мерзавцем и одновременно полным идиотом. Вот что прикажете делать в подобной ситуации? Молча наблюдать, как рядом захлебывается в истерике молоденькая девушка? Смущенно лепетать жалкие слова утешения? Но для этого надо иметь хоть какое-то представление, из-за чего разгорелся весь сыр-бор. И, что самое отвратительное, в таких ситуациях всегда начинаешь думать, будто виноват в слезной истерике. Ненавижу чувство беспомощности, которое охватывает меня каждый раз при таком зрелище!
Что мне оставалось делать? Я встал и подошел к столику, на котором стоял графин с водой. Взял и самым хладнокровным образом вылил его содержимое на голову девушке. Та сразу же замолкла и уставилась на меня с изумлением, граничащим с неподдельным ужасом.