17 
— Кока-кола… — произнесла я незнакомое название, перекатывая его во рту, оно, словно, шарик подпрыгивало на мягком языке, ударяясь о небо, — ко-ка-ко-ла…
Когда Петька проник глазами в чемодан моего дяди, за резинки кто-то потянул, и его глаза чуть не скакнули к ушам, но вернулись на место.
Мой дядя внимательно посмотрел на Петьку, в его скачущие глаза, потом взял меня за подбородок твердым шершавым пальцем, и что-то пристально искал в моем лице, но не нашел и улыбнулся. А я в это время спрашивала себя, что нужно делать пальцем, чтобы он стал таким твердым и шершавым. У дяди Саши, к примеру, который тоже носил фуражку, твердыми были пятки, но я знала отчего — он ходил ими по горячей земле.
Дядя вынул из чемодана банки, открыл их движением, каким отрывают чеки гранат. Когда Петька выпил из банки, его глаза снова чуть не ускакали. До вечера мы жевали. И на другой день тоже жевали. Заболели скулы.
— Где ты все это купил? — спросила я дядю.
— В Афганистане, — ответил он.
— Это такой город?
— Это страна.
— Там есть сугробы?
— Есть… — сказал дядя, — сугробы из песка.
Мы с Петькой жевали и рассуждали, какая та страна, в которой можно купить цветные шарики жвачки и кока-колу. Выяснилось, что Петька уже все знал про Афганистан.
— Там огромные фонтаны бьют бесперерывно тысячами струек кока-колы, — говорил Петька, глотая сладкую слюну. — Там вагоны, проезжающие под мостами везут вместо стеклянных шариков шарики жвачки… Чудесная страна Афганистан, — мечтательно вытягивал Петька жвачку изо рта.
Когда дядя показал нам, как из жвачки надувать шары, Петька перестал мечтать стать директором, он хотел только одного — жить в Афганистане. Из дядиных тугих губ полез белый шарик тонкой пленки. Дядя дул в него, шар рос, закрывая его лицо. Такие шары, мы видели, выдували из ушей лягушки на берегу канавы.
— Говорят, к тебе приехал дядя из Афганистана, — остановила меня после уроков Нина Леонтьевна. — Попроси его завтра провести в классе урок.
— Я мечтал стал учителем, — сказал дядя, когда я его попросила.
Мечта показалась мне неправильной. Мечтать нужно о том, до чего не можешь дотянуться. Например, жить в Афганистане или плевать фашистам в лицо. «Я ничего вам не скажу, как меня ни пытайте…» — и плюнуть. Но я легко могла дотянуться до Нины Леонтьевны, которая каждый день стояла у доски, расставив в стороны ноги. Дотянуться и пойти дальше, не задерживаясь надолго у доски, у которой Нина Леонтьевна будет стоять всегда.
Дядя надел военную форму и ремень со звездой. Он краснел, стоя перед нашими партами. Часто отворачивался вбок, и смотрел туда, где между окнами висела длинная дошечка с металлическими буквами — «Не любить историю может только человек совершенно неразвитый. Чернышевский».
Дядя снял с себя пилотку, надел ее на Петьку, сидящего за первой партой.
— Жвачки… кока-кола… — Петька поворачивался назад. Пилотка съехала на затылок. Я никогда не видела Петьку таким счастливым. Казалось, сейчас из ушей у него поползут лягушачьи шары. Вот что может сделать с человеком Афганистан.
Дядя прикрепил к деревянной перекладине доски черно-белые фотографии с размытым изображением. Он прикреплял их долго, будто нарочно тянул свои сорок пять минут. Петьке пришлось потереть очки и поглубже задвинуть их на нос, чтобы разобрать картинку на фотографиях.
— Дети… — сказал дядя и замолчал, качаясь на облоке.
Я столько раз выходила к доске — пол там был твердый.
— Это — душманы… — дядя показал своим тердым пальцем на одну из фотографий.
На ней, поджав ноги, на волнах песка сидели люди, похожие на дядьку Витьку — с обгорелыми на солнце лицами, сощуренными глазами. Дядька Витька тоже щурился, когда смотрел на жену. Может быть, хотел увидеть ее красивой. Но что хотели увидеть красивым эти люди с тряпками на голове и автоматами за плечами? Фонтаны с кока-колой итак красивы, стоило ли щуриться?
— А там есть море? — спросил Петька, гордясь знакомством с моим дядей.
— Там есть песок, — ответил дядя. — И душманы… — добавил он.
— Душманы — это враги Советского Союза, — помогла дяде Нина Леонтьевна, подходя к доске ближе и рассматривая фотографии.
— Да… — сказал дядя, — душманы — наши враги. И мы с ними воюем…
Я пригляделась к людям на фотографиях. Они не были похожи на врагов. У них не было свастики, они были совсем другими, и лично мне не хотелось плевать им в лицо.
17 
