Последние отзывы

  141  

И тут «Рокада» дала Петренко «Орион»: в ожидавшей трубке тонко запищал далекий, как с Марса, приятный девичий голосок:

– Девушка, – ласково попросил в трубку Петренко, – дайте, пожалуйста, мне «Алмаз».

– Я не даю. Я соединяю, – обиделась слегка девушка, но через мгновение в трубке пробурчал отчасти сонный голос:

– Млад… шант… ицын, слушш вас…

– Друган, набери мне, пожалуйста, город, – неуверенно попросил Петренко – лоб его страдальчески наморщился.

– Номер какой в городе-то? – хмыкнул через зевок далекий друган. – А?

– Номер – два двадцать шесть восемнадцать, но ты погоди вообще-то, друган, – Петренко тер ладонью вспотевший лоб. – Ну, как там у вас с погодой? Тает?

– Весна, травка, – осторожно обозначал погодные условия друган через полторы тысячи километров. – Щепка на щепку – и то лезет. Бабе, что ль, звонишь? Не из медучилища она? Нет?

– Весна вовсю, значит, – повторил за ним Петренко. Ему вдруг стало скучно-скучно, до смерти.

За окном крыши роняли вялую капель вперемешку с талым снегом, пахло сапожной ваксой – дневальный салабон Шаповаленко драил линолеум огромной щеткой, в простонародье именуемой «машкой».

– Все тает, – философствовал далекий друган. – Даю номер.

И оглушающий, нежданный гудок впился в уши.

– Не надо, не надо, друган! – крикнул Петренко сквозь рвущий душу гудок, запнулся о сердечный стук снимаемой трубки и что есть силы тянул телефон от себя, но все-таки услышал первые ростки ненавистного, известного до дыхания голоса и бухнул, наконец-то, трубку на аппарат, как горячую, промычал что-то, поерзывая на стуле, и поглядел на дневального бессонным, воспаленным взором:

– Шаповаленко?

– Я! – отозвался тщедушный салабон.

– Пыжиков сдал автомат?

– Так точно.

– Угу.

Телефон дзинькнул.

– Сержант Петренко, – представился Петренко. – Слушаю вас.

– Разговаривать с «Алмазом» будете? – поинтересовалась девушка «Орион».

Петренко вдруг до боли захотелось что-то сказать этой девушке, стать для нее видимым и близким, увидеть ее, но он только отрезал:

– Нет, девушка, поговорили. – Он бросил трубку и сказал в сторону: – И все.

Петренко шагал по коридору в туалет курить и бухнул из любопытства в дверь канцелярии – из-под нее бил свет. Писарь Вася Смагин вопросительно поднял голову от толстой тетради, приостановив бег руки с шариковой ручкой.

Оставался час до ужина – кроме Васи в канцелярии никого не было.

Петренко усмехнулся и уперся рукой в стену.

– Все пишешь? Как ты уже надоел… Когда ж ты дембельнешься, малый?

Лицо у Васи было отстраненное, будто чужое. У него даже был расстегнут воротничок – как у деда. С расстояния, от двери, казалось, будто он и подшит стоечкой. Петренко даже зажмурился – Господи, какая ерунда…

Вася ответил:

– Когда напишу.

– Так ты торопись, так твою мать… Не век же этой зиме, ну ведь должна же она кончиться, так ее мать, – вот уйду я, про кого ты будешь писать?

Вася уверенно улыбнулся:

– Ты не уйдешь, пока я не напишу. Ты вообще не человек, а место. У тебя даже нет фамилии – на этом месте всегда кто-нибудь есть – зачем мне торопиться?

– Я не место. Я человек, – раздельно проговорил Петренко, вздрогнув от неотступного, изнуряющего воспоминания. – Вот паскуда… А ты чего здесь сидишь? Туалет, что ли, чистый? Или репа толстой стала?..

Он сказал это и вдруг обмер – ему вдруг показалось, что салабон – это он, Петренко, и сейчас Смагин его убьет за такие слова, и не слезть ему с параши никогда в жизни…

Смагин медленно закрыл свою тетрадь, засунул ее в сейф, звякнул ключом, затянул потуже ремень и пошел к выходу из канцелярии.

Петренко вышел за ним, от него шарахнулся в сторону согбенный Козлов, Петренко вздохнул успокоенно – все на месте – и неожиданно сказал Смагину в спину:

– Не надо. Иди пиши лучше… Кто припашет – скажешь, Петренко сказал писать. Двух недель тебе хватит?

Смагин вежливо ответил:

– Не волнуйся, Игорь, я лучше помою.

И, захватив ведро из коридора, шагнул в туалет.

Совсем вечером Петренко опять покуривал в туалете, внимательно рассматривая автопарк, потом набросил на плечи шинель и пошел к выходу.

– Коробчик, Хоттабыч, так твою мать, – бросил он на ходу. – Машину опять не закрываешь, чмо?

– А иди ты… – прошептал ему Коробчик в спину.

Петренко улыбнулся и этого не услышал.

Он коротко кивнул дневальному по автопарку Попову, нежно общавшемуся с двумя потрепанными шмарами у проходной. Одна из них – Лилька – громко окликнула Петренко:

  141