Особенно,... 
83 
«Аз есмь Сергие Маковскый, – открываю глаза и шепчу поутру, – Аз есмь…»
Суд безбожников собрал «дело» на смертного С. Радонежского – полистаем. Обедневшая семья, боярин Кирилл – отец, скатился в нищие из-за поездок в Орду, ратей, нашествия москвичей. Сын, вдобавок «будучи туповатым к учению», вырос «умело приспосабливающейся личностью», подмятый покровителями: старшим – митрополитом Алексием, младшим – Дмитрием Донским. По-собачьи преданно служил Москве, забыв ее кровавый ростовский погром, лишивший его семью родного дома. Покорно брался за дела, никак не потребные монаху: ездил мирить князей и даже закрыл церкви в Нижнем Новгороде, приводя в чувство местного князя, но безуспешно. Безуспешно! Настолько забыл свой сан, что отдал на Куликовскую битву двух монахов – ай да игумен! Тут суд немного перебрал, времена были суровые. Епископ Феогност как-то запросил патриарший собор: «Если поп по рати человека убьет, можно ли ему потом служить?» Собор сообщил: «Не удержано есть святыми канонами».
Однако продолжим листать «дело». Троице-Сергиевая лавра, конечно, угнетала трудящихся. Игумен, «страдавший нервными галлюцинациями и даже беседовавший с… самой Богородицей», конечно, – похвастал да бабушку и схрястал! Но чепуха это, «следствие психоза».
А есть верный удар – Радонежский не благословлял Куликовской битвы! Все трогательные песенки о напутствии, пророчестве, благословении, отдаче монахов в рать – это придумки троицких монахов (они и саму-то битву перевирали будь здоров для радости богатых вкладчиков). Летописи, столь внимательные к игумену, что сообщали даже о его хворобах, на сей счет – молчат. В ранних редакциях жития есть главка, что Донской отправился на татар с благословения Сергия и в честь победы выстроил Успенскую церковь на реке Дубенке; но церковь-то выстроена в 1379 году – за год до Куликовской битвы! Выходит, Сергий если и благословлял, то – битву на реке Во-же с мурзой Бегичем в 1378 году. А не историческое Мамаево побоище, и раз так – не было никакой схватки Пересвета с Челубеем! Да и вообще русская хитрая церковь упорствовала на проордынских позициях (это я все читаю, не говорю), а сам «так называемый святой» был «главой и идеологом архиерейско-монашеской антивеликокняжеской оппозиции».
Последний оборот имеет в виду печальную историю с Митяем, на ней стоит приостановиться.
Русскую землю делили враждующие Литва и Москва. Митрополит сидел в Москве, литовские князья – «огнепоклонники» – в свою землю его не пускали и грозили патриарху, что если и дальше русской церковью будет командовать Москва, то они свой народ перекрестят в «латинскую веру». Патриарх сдался и послал в Западную Русь отдельного митрополита – Киприана. Но – с хитрым условием: как только умрет московский митрополит Алексий (а дело к этому шло), Киприан опять станет единственным митрополитом «всея Руси», сохранит духовное родство всех русских, что, Бог даст, приведет когда-нибудь к объединению распавшихся половин. Думал ли так патриарх? Или я – по старой хворобе – угадываю во всяком строителя империи?
Но у великого князя Дмитрия не было поводов светло заглядывать в будущие века: удельные князья рвали великокняжеский ярлык из рук, неприязнь к Орде вылилась наконец в «розмирие», обещавшее мало радостей впереди. Литва недолго крепилась «вечным миром» и легко влезала в каждую распрю Руси, то воевала с Ордой, а то шепталась. При такой ненастной погоде – по смерти наставника и соратника, Алексия, принять поделенного с Литвой митрополита «Киевского и Всея Руси» князь не собирался: Москва б не стала Москвой, если бы хитроумные предки не добились путешествия митрополита по тропинке Киев – Владимир – Москва, а теперь все терять и мириться с «литвином» Киприаном, реально зависящим лишь от патриарха чахнущей в «неустроениях» Византии?
И князь нашел человека для возведения на митрополию – Митяя.
Хотя житие Сергия повествует: почуяв смерть, митрополит Алексий протянул Сергию митрополичий крест, и об этом Сергия молили все (житие подчеркивает: и великие князья тоже молили), но святой отказался, по великому своему смирению, – это, видимо, лишь красивая песня. Князь хотел Митяя.
А кто это – Митяй, не удостоенный в русских письменных глубинах даже полного имени? Любимец князя, голосистый и здоровый коломенский поп. Князь сделал Митяя духовником своим и ближних бояр и доверил ему государственную печать.
83 
