52 
Вдруг призраки, как по команде, стонать прекратили, зато замельтешили вокруг втрое быстрее прежнего. Я за ними уследить попытался – чтобы с тыла ненароком не обошли, – чуть шею не свернул.
Минуту где-то помельтешили, а потом так же внезапно перестали. Собралась вся их шайка-лейка в кучу как раз напротив того места, где я на поляну вышел. Отыграться, видно, решили за дружка своего лопнувшего, количеством задавить.
Ладно, думаю, хотите на нервах поиграть – у кого крепче? Ну, тогда держитесь, твари! А лучше – разбегайтесь, пока целы!
Даже гоблин за спиной мой настрой почувствовал.
– Не иди на них, хозяин, – ноет. Даже заикаться перестал, наверно, еще больше перепугался. – Останься здесь, может, они не выйдут на открытое…
– Да пошли они, – говорю. – Тоже мне, нашел, кого бояться – жижу болотную. Ну, хлюпают, а дальше? Плевал я на них.
И пошел. Врезался в их кучу, только вот на этот раз все совсем просто не вышло. Дрогнула эта мутная толпа, подалась, но выдержала. И сама меня обволакивать стала. Чувствую – рыжая совсем на мне повисла и похолодела вроде, да и самого подташнивать начало.
Не такие уж, выходит, они и дохлые, гады.
Чем я их в прошлый раз взял? Танком горящим? Ладно, сволочи, держите.
Зажмурился и представил себе горящий танк. Только не тот, что в прошлый раз, не нашу «тридцатьчетверку», а немецкий, «T-III». В 41-м это было, в октябре. Фрица этого из первой траншеи бутылками с КС закидали, да только швыряли, олухи, спереди, и вот мотор не полыхнул. А он через их траншею махнул с разгону и так и пополз, горящий, прямо на мой окоп. А у меня ни гранат, ни бутылок, одна только винтовка. Двух метров не доехал, гад, бронебойщики его из ПТР достали.
Вот его-то я и припомнил – как он на меня, весь в огне, надвигался и прямо из огня, из пламени на броне, пулемет танковый лупил. Представил – и рванулся вперед что есть силы.
Ох, как они взвыли.
Я сквозь их толпу не просто прошел – проломился, словно гвардейская танковая, – только брызги во все стороны полетели. И уцелевшие – кто куда. Уцелевших, кстати, не так уж и много было – твари эти такой тесной кучей собрались, что когда лопаться начали, то у них волна пошла. Сдетонировали друг от друга.
Посмотрел я, как они разбегаются, прислушался – тишина. Прислонил рыжую к ближайшему дереву, стащил пилотку с головы, по лбу провел – пот ручьем льется.
Черт, думаю, а ведь не так страшен ты, зараза, каким тебя на стенах малюют.
Тут гоблин подбегает – он, трус, даже через то место, где светляки полопались, идти побоялся – в обход проламывался.
– Хозяин, – пищит. – Мы их всех одолели.
Вот зараза!
– Ни черта себе, – говорю. – Ах ты, жаба-переросток, а ну, уточни-ка для наградного листа, кто это «мы»?
Зеленый мигом опомнился и на брюхо шлепнулся.
– Прости, хозяин, – визжит. – Помилуй.
От этих его воплей к рыжей сознание вернулось. Она даже глаза открыть попыталась.
– Сергей, – шепчет. – Мы… живы?
– Мы-то живы, – говорю. – А вот эту бородавку зеленую я сейчас придушу, то есть дорежу. Заткнись!
Гоблин замолк. Кара смогла наконец глаза открытыми удержать и даже попыталась от дерева отклеится.
– А… где Призраки?
– Некоторым, – говорю, – к сожалению, удалось удрать. Но подавляющее большинство, – назад киваю, – здесь. Осталось.
А позади, где мы с ней сквозь них прошли – даже не дорожка, а лужа огромная. Словно кто-то бочку фосфорной краски разбрызгал.
– Что это?
– Все, что от ваших ужасов осталось. От тех, кто разбежаться вовремя не успел.
– Ты их…
– Хозяин, – встрял гоблин, – великий герой. Он прошел сквозь сонм Призраков Ужаса, как… как…
Ох, думаю, ну и придушу же я эту тварь. Вот только сначала до замка доберемся, и как только поп из него все секреты повытрясет…
Кара головой потрясла, лицо потерла и на луну уставилась.
– Надо бежать. Призраки – не единственные в этом лесу.
Хорошая мысль.
Побежали. Гоблин, зараза, сразу отставать начал.
– Пощадите, – скулит. – Я не могу так быстро.
– А жить хочешь? – кричу. – Собьешь темп марша – пристрелю, как… Нет, не пристрелю – брошу.
Проняло. Сразу начал живее копытами перебирать. Сипит, правда, как паровоз.
А я, наоборот, отдыхаю. Кара на плече не висит, винт можно обеими руками держать, видимость – почти как днем, в общем, идеальные, можно сказать, условия для ночного марш-броска.
Я даже было насвистеть что-нибудь на ходу собрался, да вот только все песни почему-то из головы повылетали. Один только «Интернационал» остался. А его-то я даже про себя напеть не решился. Стыдно, конечно, но… Вдруг, думаю, вылезет из-под коряги скелет какой-нибудь, проклятьем заклейменный, да зазвенит обрывками цепей на весь лес. Поди, объясни ему, что он, вообще-то, образ художественный, когда тут такая явь пошла – в пьяном бреду не привидится.
52 
