– Это, – перебивает Жиль, – мы наконец поднимем за то, что даже под этим небом, под этим солнцем бывают такие встречи. И пусть же их будет еще много у каждого из тех, кто сидит сейчас за этим столом.
– Зер гут.
Допили.
– Ну вот, – говорю. – Отметили.
– Ви? – удивляется Жиль. – Это не есть праздник. У нас, в шато, когда мы празднуем, мы ставим большой, на всю улицу стол, ставим еду, вино, играет оркестр, и мы…
И снова какую-то песню затянул.
– Так, – говорю. – Товарищ старший стражник. Гостю больше не наливай.
Арчет бутылку перевернул, потряс.
– Так ведь, – отвечает, – и нечего больше.
– И хорошо.
Но все равно, думаю, надо что-то с французом делать. А то явится сейчас Аулей, а мы тут сидим с пьяным штабным курьером – прямо два шпиона какие-то.
– Эй, шевалье, – тормошу. – Кончай спиваты. Расскажи лучше, как ты сюда попал.
– Сюда? – удивляется Жиль. – Серж, сюда меня привел ты.
– Да нет. Сюда, в смысле, в этот мир.
– О-о, это есть очень долгая и очень интересный и захватывающий история…
– Ничего, – говорю. – Послушаем. Тем более если она такой «интересный и захватывающий».
Выяснилось, что был шевалье членом тамошнего подполья, этого… движения Сопротивления. Ну и замели их. Помариновали в местном гестапо, потом в вагоны – и нах Остланд. То ли в Польшу, то ли в Восточную Пруссию.
До места они, правда, не доехали – угодили под авианалет. Ну и в вагон их, судя по всему, прямое. Что с другими стало – неизвестно, а сам Жиль здесь очутился.
– Сначала я решил, – говорит, – что это все – последний сон. Предсмертная сказка. Все эти маги, рыцари – просто бред умирающего человека.
– Ну… а потом, что? Переубедили?
– О да. Очень убедительно переубедили.
Ну-ну.
– И вот я стал рыцарем при дворе принцессы Дарсоланы, – продолжает француз. – И знаешь, что самое удивительное, Серж? Я здесь счастлив. Да-да, не удивляйся. Особенно теперь, когда ты сообщил мне эту прекрасную новость про мою Францию.
– Так-таки ни о чем не жалеешь?
– Нет, Серж. Очень-очень редко… Вам, русским, знакомо это чувство – нос-таль-жи, тоска по дому. Пройтись по полям, по берегам Луары, зайти к старому Рене. Услышать колокольчик… Первое время мне постоянно казалось, что я слышу колокольчик. Представляешь, Серж, я десять лет прожил на втором этаже в пансионе мадам Сен-Симон и почти каждое утро просыпался оттого, что внизу, в лавке, кто-то из посетителей звякал колокольчиком. Да. Чаще всего это был дядюшка Жорж, который приходил за табаком для своей трубки.
– Слышь, шевалье, а кем ты до войны был?
– О, до того, как пришли боши, я был очень-очень тихий, скромный буржуа. Маленькая мастерская, на паях… Теперь Жан будет в ней полным хозяином…
Забавно, а я уж подумал, что у него и в нашем мире какой-никакой замок был. Дворянин все-таки. Хотя, с другой стороны… и д'Артаньян тоже в юности каждому лишнему су радовался.
– А мы делали в ней автоматы, – продолжает француз, – у нас был английский чертеж… «Стэн»… Боже, из чего мы их только делали!
– Вот это оно? – уточняю.
– Да, этот я собрал уже здесь. Вот, посмотри.
Слышать я про эти «стэны» уже слышал, а вот в руках держать пока не доводилось. Говорили, что прицельность у них ни к черту – пули как из шланга хлещут, дальше тридцати метров уже и в танк не попадешь, да и ненадежный. Хотя технологичность, конечно… Если этот Жиль даже в местных условиях сумел производство наладить.
– А ты его, – спрашиваю, – один такой свинтил или как?
– Всего пятнад… нет, шестнадцать. Есть детали, нет самой важной – пружины.
– Ага. Кстати, – говорю, – автомеханик. Глянешь потом на наш автопарк. У нас тут два грузовика стоят, пропадают – полуторка и «Студебеккер». Может, с них чего натрясешь.
– О, авто… – Жиль, похоже, опять в эту свою нос-таль-жи ударился. – После войны мы собирались построить новый гараж, для грузовиков. И купить новые станки. Да. После войны.
Надо же, думаю, интересные люди. Кто что на после войны планирует, а они – новый гараж.
Я тоже, помню, как-то, когда ящик с гранатами открывали, письмо от упаковщицы нашел. И там «в шесть часов вечера после войны». А где? Даже город не указан.
Черт, думаю, а и в самом деле, Малахов, что ты после войны делать будешь? Даже здесь.
У меня ведь за плечами – десять классов, да три года окопов. И все, что знаю, – война научила. Сначала выживать, потом воевать, ну а затем уж и побеждать.