99 
– Ты, – рыжая кричит, – с ними поосторожней. Слуги тьмы любят отравленное оружие.
Тьфу. Я этот меч только собрался пальцем пробовать. Выронил и для верности ногой подальше отпихнул. Изобретают тут всякую гадость, понимаешь… уроды.
Стал дальше шмон наводить. Торбы с ячменем – ну, это нам без надобности, в «Аризону» его не засыплешь, а в замок вести – далеко, да и… кто его знает, может, зерно тоже с какой-нибудь подковыркой, от которой только их коняги копыта не откидывают. От этих… черных, всего ожидать можно.
А вот гранаты – это уже серьезно. По две штуки у каждого, итого на круг восемь «лимонок». Тут уж не до шуток. Восемью «лимонками» можно таких дел наворотить, что только успевай разгребать. Лопатой.
Очень полезная в хозяйстве штука эта «Ф-1». Мы их по весу брали столько же, сколько брали патронов. Удобная в применении и страшная в обращении. Особенно в ближнем бою – а мы, разведка, в другие обычно и не ввязываемся. А на таких дистанциях, как говорил капитан: «…выигрывает не тот, кто больше и лучше стреляет, а тот, у кого больше гранат, кто применит их первым и кто может бросать их быстро, точно и далеко». И добавлял: «Помните – из поединка человека и гранаты победителем всегда выходит граната!»
Еще нашел набор ножей для метания. Удобная такая кожаная перевязь с кармашками, с каждой стороны по пять штук. Один, правда, «березинской» пулей искрошило, причем именно искрошило – будто стекло. Сумку нашел с пергаментами – ну, это сразу в кузов, пускай Иллирий разбирается. Ну и еще всякого барахла по мелочи. Кошельки там, амулетики на шнурках – я их тоже снимал и в сторону откладывал. Вдруг, думаю, чего ценное, типа того, которым рыжая свои Тайные Тропы открывает. Тоже ведь с виду – деревяшка на тесемке.
А один покойник совсем занятным оказался. Я его спереди охлопал, переворачиваю – а из-за брючного ремня характерная такая рукоятка выглядывает. «Парабеллум»! Ну, думаю, прямо Новый год сегодня какой-то, подарки один другого лучше. Это же не пистолет, а песня, машинка исключительно точного боя. До ста метров лупит, как из винтовки.
Мне интересно стало. Начал я этого мертвяка до конца разоблачать. Шлем снял, а под ним – волосы рыжие и рожа вся в конопушках. В принципе, ничего такого, рыжие мне и в этом мире попадались, а одна так и вообще… но вот только я подметить успел, что личности с той стороны обычно перекрашиваться стараются, под цвет своих знамен. Что покойничек Гор-Амрон, что его друг лучший Мунгор, сегодняшние двое… хотя, может, я, конечно, как говорил капитан, делаю преждевременные обобщения.
Ладно. Достал нож, начал одежду на трупе кромсать. Содрал остатки куртки вместе… уже не знаю, как это называется, рубаха или, там, сорочка, смотрю – а на плече у этого рыжего наколка. Якорь на фоне штурвала, ну и все, что полагается, – канаты там всякие, рыбки по краям, бочонок проглядывает. Морячок, блин. Старая наколка, побледнела уже.
– Эй, – кричу, – не-рядовая. Поди, глянь.
Подошла. Бледная – ну да, в «морячка» этого две пули попало, так что раздевал я верхнюю половину. Ладно еще, с лошади его снесло, а то второго такого же я за руки потянул – а он возьми, да и разорвись пополам – ноги и то, что до пояса, так в седле и осталось.
– Нет, – говорит. – Таких рисунков у нас не делают. Лепанские горцы любят наносить узоры на свое тело, они и в бой иногда ходят обнаженные, дабы напугать этими рисунками врага. Но их роспись совсем иная. Я видела, когда к отцу приезжал их вождь с дружиной.
– Так. А моря, – спрашиваю, – у вас есть? То есть, – поясняю, – большие такие озера, по которым надо на очень больших лодках плавать и долго – день, два, неделю, другую.
– У нас, Малахов, – язвительно так Кара отзывается, – к твоему сведенью, есть не только моря, но даже океаны. По которым твоим большим лодкам, называемым кораблями, надо плыть месяц, другой – и так и не увидеть земли. Тебе наши корабли перечислить или как?
– Не надо, – говорю. – Экскурс в историю вашего кораблестроения ты мне как-нибудь в другой раз устроишь, в более подходящей обстановке. Я, конечно, Колумба с Магелланом чту самую малость поменьше Ушакова с Нахимовым, но… не до того сейчас. Лично я существо сухопутное, весь мой мореплавательский опыт – это форсирование водных преград. Днепр туда и обратно, Дон, ну и всякие речушки поменьше, вкупе с болотами. Впечатления, конечно, тоже в своем роде незабываемые, особенно когда под обстрелом это делать приходится. Ты мне лучше, – говорю, – вот что скажи. Ваши моряки, ну, те, кто на этих кораблях плавают, не имеют привычки себе такие рисунки делать?
99 
