— Я бы и сам с удовольствием выпил бокал перед возвращением в Лондон, — ответил мистер Уинтон.
Глава 4
Когда граф вез Эйлиду в Лондон в своем фаэтоне, она чувствовала себя так, словно ее везут на гильотину. Ей было по-настоящему страшно и чудилось, что в груди как будто трепещет крылышками дюжина бабочек.
Утром, когда она спустилась к завтраку, то первым делом спросила брата:
— Как нам быть с Бетси и Гловером?
— Забыл сказать тебе, — ответил граф. — Уинтон до отъезда все с ними уладил.
Эйлида, которая думала о стариках ночью, пожалела, что брат не сказал об этом раньше, но упрекать его не стала, а лишь спросила, как поступил со стариками Уинтон.
— Бетси он обещал первый же дом, который будет выстроен в деревне, а пока выплатил ей деньги за прошедшие три месяца.
Эйлида даже вскрикнула от радости, а Дэвид продолжал:
— То же самое он сделал и для Гловера и обоим сказал, что продовольствие, какое им нужно, они могут покупать за его счет. Он все оплатит.
Хоть Эйлида и ненавидела мистера Уинтона, но вынуждена была признать, что он щедр.
К тому же она понимала: ей это не по душе потому, что позаботиться о стариках должен был Дэвид, я вовсе не чужой человек, который распорядился ими словно неодушевленными предметами.
Она и себя ощущала как бы тенью собственной личности, послушно подчиняющейся воле Уинтона.
Когда она об этом думала, ей делалось еще страшнее, чем прежде.
И все же она решила, что не позволит себя запугивать или подавлять силой богатства.
Она еще докажет Уинтону, что голубая кровь важнее материальных преимуществ.
У себя в комнате, принявшись за укладку вещей, Эйлида подумала, что все это напоминает историю о короле Кофетуа и нищей девушке.
Все, что она доставала из гардероба, было изношено и почти превратилось в лохмотья.
Более или менее прилично выглядели платье матери и ее же шляпа, украшенная цветами и страусовыми перьями.
Эйлида решила убрать со шляпы и то и другое, предназначавшееся для того, чтобы произвести впечатление на кредиторов. Должна же она была хоть как-то поддержать собственную храбрость, и хоть выглядело это фантастично, однако отчасти помогло.
В единственный маленький чемодан уложила она те свои вещи, которыми еще можно было пользоваться, кое-что из вещей матери и наконец подготовилась к отъезду в Лондон вместе с Дэвидом.
По любому другому поводу Эйлида рада была бы проехаться в удобном экипаже, запряженном отличными лошадьми.
Но она прощалась с прошлым и уезжала в неизвестное и мрачное будущее, совершенно непредсказуемое, — во всяком случае, она так считала.
Она только и твердила себе снова и снова, что ненавидит человека, за которого выходит замуж.
Казалось бы, она должна испытывать к нему благодарность — ведь он избавил Дэвида от тюрьмы… и тем не менее душа Эйлиды не принимала Уинтона.
Что касается Дэвида, то он неудержимо радовался предстоящей поездке в Ирландию.
— Мне и раньше говорили, что там можно найти самых лучших лошадей, — сказал он сестре. — Если бы ты сосчитала, сколько раз за последнее время лошади, выращенные в Ирландии, выигрывали классические скачки, ты признала бы, что я прав.
Всю дорогу Дэвид вел беседу о лошадях, и только когда они почти добрались до Беркли-сквер, где, как было известно Эйлиде, мистер Уинтон нанял дом, Дэвид обратился к сестре:
— Не унывай, старушка! В конце концов Уинтон — красивый малый и отличный наездник!
— Пытаюсь припомнить все свои молитвы, — еле слышно ответила ему Эйлида.
— Ну так подумай, когда выпьешь сегодня вечером шампанского, а потом уляжешься в удобную постель, что в противном случае я валялся бы на сыром и грязном тюремном полу и по мне бегали бы крысы.
— Пожалуйста, не надо так говорить! — попросила Эйлида. — Это невыносимо!
— Согласен с тобой, я бы тоже этого не вынес, — сказал Дэвид, — и, по правде говоря, мы оба в большом Долгу перед Уинтоном… долгу благодарности.
Эйлида поняла, что брат в иносказательной форме дает ей совет, как вести себя с будущим мужем. Она достаточно хорошо знала Дэвида, чтобы понять его опасения: как бы мистер Уинтон не переменил свои планы, если она сделает что-то не так. Тогда они с братом пострадают оба.
— Я благодарна, Дэвид, — очень тихо заговорила она. — Вся беда в том, что я ни за кого не хочу выходить замуж.