112 
– У-у-учту, – выдавила я в промежутке между двумя приступами.
Зрение все еще продолжало радовать необычайной четкостью – но предметы вокруг уже приобрели обычный цвет, избавившись от магического октаринового оттенка. Уши также вернулись к привычной работе – я услышала собственный хрип, негодующее ржание коня, удерживаемого Дэйвом, и отрывистый голос Маккормика.
– Быстрее, быстрее. Обыскать все, до последнего кармана, землю вокруг просеять – мы должны найти амулет!
– Не волнуйся, Алан, – отцепив от болтающейся на боку одного из мулов связки пузатую флягу, де Танвилль ловко выбил пробку, озабоченно принюхался и, одобрительно крякнув, опрокинул ее на себя. Я четко различила взметнувшиеся над крестоносцем облака пара.
– Побегать с решетом мы всегда успеем – но давай сначала убедимся, что амулета нет в более привычных местах. Уйти ведь никто не сумел, значит, и деться он никуда от нас не может.
– Гвен?
– Не ушел никто, – подтвердила рыжеволосая докторша. – Кроме второй лошади. Я не смогла поймать ее – ты же знаешь, Алан, как эти животные относятся к… подобным мне, а сдерживающее заклятье исчезло в момент смерти их прежних хозяев.
– Мисс Карлсен, – коротко скомандовал Маккормик, – займитесь ею! Замечательно! Я что, так похожа на бакеро?[21]
К моему счастью, обсуждаемая животина – гнедая кобыла с вышитым черно-золотым черпаком – вроде бы не горела желанием убегать. Удалившись на пару сотен ярдов, она остановилась, с интересом приглядываясь к чахлому мескиту.
Я медленно опустила Старшего Брата обратно в кобуру и не торопясь направилась к ней, в пол-уха прислушиваясь к разговорам за спиной и одновременно лениво размышляя, из какой части своего наряда мне придется делать лассо в том случае, если окажется, что гнедая пугается не только вампиров. Впрочем, до таких крайностей дело вряд ли дойдет – должна же в этом караване найтись хоть одна приличная веревка!
– Алан, а как вообще выглядит чертов халцедон?
– Халцедон выглядит как халцедон, Дэвид. Не задавай дурацких вопросов.
– Вот это да – полный ящик бутылок!
– Не может быть!
Звонко чмокнула откупориваемая пробка.
– Это не вино… – разочарованно произнес де Танвилль, – какая-то алхимическая мерзость…
– Хьюго, не-е-ет!
Обернувшись, я каким-то невероятным образом сумела «поймать» и запечатлеть в памяти не хуже дагеротипной пластинки сразу несколько обрывочных картинок: искаженное личико Гвен, удивленно вскинувшего брови Дэйва Хайвела, нахмуренного Маккормика, распахнутое нутро ящика на боку мула, где, аккуратно заправленные в песок, проблескивали ряды бутылок. И точно такую же бутылку, которая, медленно вращаясь, преодолевала расстояние между вытянутой рукой де Танвилля и обочиной дороги. Знакомый масляный отблеск…
Взрыва я не увидела. Просто какой-то взбесившийся гномский божок сначала резко выхватил землю у меня из-под каблуков, а затем с размаху огрел ею же меня по хребту. От удара у меня потемнело в глазах, а чертов божок, наверняка гнусно ухмыляясь, взревел мне в лицо, решив заодно и опорожнить часть своего желудка. Жрал же он, как и положено всякому гномскому богу, песок и камень.
Не знаю, сколько я провалялась без сознания, но когда сумела открыть глаза, то первым проблеском мысли было вялое удивление: «Как, все еще день?»
Все тот же день, и все та же голая каменистая пустыня вокруг – даже гнедая была почти на том же самом месте и сейчас очумело дергала головой, пытаясь подняться. Не было только каравана – на его месте курилась синеватым дымком четырехъярдовая воронка.
Я тоже попыталась встать – хотя бы на четвереньки, но это оказалось неожиданно сложной задачей. Никогда не думала, что можно промахнуться рукой мимо земли, а вот поди ж ты! – поймать ладонью упорно ускользавшую глину мне удалось только в четвертый раз.
Голова, казалось, была вырублена из цельного куска горного хрусталя – весила не меньше стоуна и при этом ежесекундно грозила расколоться на чертову уйму крохотных осколков. И болела как сто тысяч мигреней во главе с их всеобщей праматерью!
Особенно плохо чувствовало себя правое ухо. Попытавшись устоять на трех точках опоры – не получилось, ну да плечу уже тоже все равно, – я коснулась его освободившейся рукой и потом не меньше полуминуты тупо пялилась на кровавый след, растекшийся по ладони. Как же называлась эта хрень? Беребонная перепонка? Перепонная ба-рабанка? Левое ухо вроде не кровит – но слышит ровно столько же!
112 
