Я недооценила силу взрыва – куст мы миновали. Зато склон песчаного бархана за ним оказался неожиданно твердым.
Из забытья меня выдернули довольно невежливо – рывком за волосы. Сев, выплюнув пару фунтов песка и стряхнув вдвое большее количество с век, я открыла глаза и попыталась понять, что за круглые черные штуки маячат перед ними.
Ушло у меня на это секунд десять. Наконец в звенящей, словно церковный колокол голове что-то прояснилось, и черные дыры обрели очертания стволов потертого «ле мата»,[20] который судорожно сжимал лысый коротышка в рваной желтой рубахе.
– Очнулась, чертова девка, – проверещал он, брызгаясь слюной. – Ты… – дальше последовала длинная испанская фраза, из которой моя бедная голова сумела разобрать только многократно повторяемое «puta».
На правом запястье у меня что-то слабо дернулось – но для того чтобы отдать Ласке команду, надо было сначала вспомнить, как это делается, а я сейчас на подобный подвиг была явно не способна.
– Разве можно так выражаться в присутствии дамы?
Оглянулись мы одновременно – коротышка при этом подпрыгнул, едва не выронив револьвер, я же ограничилась тем, что уперлась левой рукой в песок, а правую прижала к виску – правда, на амплитуде качания окружающего меня мира это действие ничуть не сказалось.
Гвен, должно быть, было очень жарко в этом длинном закрытом платье – по крайней мере, черный кружевной веер в ее руке трепетал не хуже крылышек колибри.
– Ты это… – коротышка дернул было руку с револьвером, но в последний момент передумал, решив, очевидно, что женщина с двумя кобурами на поясе все же опаснее женщины без оных. – Ты кто?
– А разве не видишь? – улыбнулась доктор Рид. – Я – твоя смерть!
Монотонный шорох веера на миг прервался коротким металлическим щелчком. Упустив револьвер, коротышка схватился за горло, выкатив глаза при виде брызнувшей меж пальцев алой струи, рухнул на колени и медленно повалился на бок.
– Гвен, – глядя на быстро темнеющий вокруг трупа песок, попросила я, – напомни мне, чтобы я никогда не одалживала у тебя эту штуку.
– Веер? – педантично уточнила рыжеволосая докторша. – Хорошо, напомню. Как ты чувствуешь себя?
– Хороший вопрос, – оглядевшись в поисках шляпы, я обнаружила ее на ветке мескита в семи футах над землей – явно недосягаемая высота для моих наполненных студнем конечностей. – Может, ты, как доктор, сможешь ответить на него?
– Череп не задет, – отозвалась Гвен, наклоняясь надо мной. – А дыхание хотя и затрудненное, но все же не настолько, каким бывает при сломанных ребрах… или туго затянутом корсете.
Я потянула из кобуры «снарк», передумала и, с трудом разжав коченеющие пальцы коротышки, пронаблюдала, как из стволов «ле мата» просыпались две струйки песка.
– Тремор и головокружение, – продолжала Гвен, – как следствие контузии, должны вскоре… но вот стрелять бы тебе сейчас не рекомендовала!
– Плевать! – коротко отозвалась я, поднимая револьвер.
Стреляй я пулей, пришлось бы, наверное, сжечь не меньше ящика патронов, прежде чем попасть в цель меньшую чем полнебосвода. Но сноп дроби блестяще справился с задачей – шляпа мягко спланировала прямо к моим ногам, так что мне осталось только поднять ее и отряхнуть от песка.
– Тихо-то как…
– Видимо, это тоже остаточное действие контузии, – задумчиво предположила Гвен. – На самом деле довольно громкий треск исходит от горящего вагона.
– Я имею в виду, – схватившись за протянутую вампиршей руку, я кое-как поднялась на ноги и огляделась по сторонам, – стрельба затихла.
Словно специально для того, чтобы опровергнуть это утверждение, из-за вагонов в хвосте громыхнул выстрел, сопровождавшийся отчаянным, но почти сразу же оборвавшимся вскриком.
– Видимо, все умерли, – задумчиво предположила докторша и, перехватив мой полный ужаса взгляд, пояснила: – Все, кто пытался оказывать сопротивление. Лично я насчитала одиннадцать сбежавших, но, полагаю, могла видеть не всех – мне приходилось отвлекаться.
– У тебя, – пошатнувшись, я попыталась опереться рукой о мясистый зеленый ствол перед собой и тут же с визгом отшатнулась – кактус, как, вообще-то и следовало ожидать, оказался колючим. Кажется, моей голове досталось куда основательнее, чем следовало из беглого осмотра Гвен, – просто талант к преуменьшениям.
– Не к преуменьшениям, – возразила вампирша, отбирая у меня пострадавшую ладонь. – Это называется эвфемизм.