Через минуту где-то внизу раздались звонкие удары, а затем — дребезг разбитого стекла.
Минут пятнадцать я осторожно, чтобы не истрепать перчатки, разгребал залежи стекла и костей и складывал добычу в крепкий холщовый мешок.
— Илюха, иди сюда! — донёсся издалека радостный голос отца.
Я бросил взгляд на ещё не собранный хабар и пошёл на голос. Длинная лестница со странными ребристыми ступенями, уходящая вниз, в глубину подвала, где метались отсветы фонарей.
— Давай смелее, сына. Поможешь мелочь собирать.
Я включил свой фонарь и последовал совету отца. Обширное помещение с низким потолком размерами не уступало, пожалуй, ангару в Думаново. И всю правую сторону занимали шкафы.
— Да, Илюша, это и есть нормальный книжный магазин.
Я сравнил увиденное с книжной лавкой в Медном и слегка обалдел. Я не мог поверить, что пространство, на котором с лёгкостью встанут два, а то и три «КамАЗа», занято одними книгами.
— Пойдём, посмотрим вместе. — Отец крепко взял меня за локоть и подтолкнул к шкафам.
«Отечественная фантастика», — гласила большая табличка на одном из шкафов.
— Па, это что, целый шкаф фантастики?
— Не шкаф, а ряд.
— Это как же всё прочитать-то? — оторопел я.
— А всё подряд читать не нужно. Только хорошие книги… — задумчиво пробормотал отец. Затем, словно очнувшись, продолжил уже другим ТОНОМ: — Ты иди, мужикам пока помоги, а я тут покопаюсь. Вдруг что стоящее найду.
И действительно нашёл, мы потом ещё раз ездили, уже специально за книгами.
— Илья, кружку давай! — Пока я предавался воспоминаниям, ребята уже сварганили костерок и даже вскипятили воды и заварили «северный чай» — смесь из иван-чая, зверобоя и ещё десятка трав, добавляемых по воле «изготовителя». Травяной мне всегда нравился больше, чем морковный,[72] и судя по запаху, долетавшему от прикрытого крышкой котелка, все присутствующие разделяли мои вкусы. «И чабрец есть, прям как я люблю!» — подумал я, доставая из рюкзака кружку. Из того самого книжного магазина, кстати. Может, это она, лежа под моей головой, воспоминания навеяла? Как знать…
Заурчал мотор, и к нам на втором «Тигре» подъехали остальные ребята.
— Илья, ты с Андреичем связаться не хочешь? — поинтересовался высунувшийся из окна пассажирской двери Саламандр.
Отхлебнув из кружки, я ответил:
— Не, пока не хочу — торопиться уже некуда. Чай допью, на пожарище, — кивок в сторону горящего вертолета, — станцую, и вот тогда уже можно будет начальству докладываться.
— Как знаешь… Ты командир… — в недоумении протянул Серёга. — А тебе втыка не будет?
— Устанут втыкать. Лучше кружку давай, а то чай закончится.
Все моё нежелание общаться с Виталь Андреичем прямо сейчас проистекало оттого, что у меня возникло ощущение, словно мы упустили из виду нечто важное. Что-то такое, что должно развернуть перед нами картинку во всей её красоте… Но эта малость пока ускользала от меня.
Ни Тушканчик, ни Саламандр упрашивать себя не заставили, а вылезли из машины и присоединились к чаепитию:
— Вот, кому вареньица к чаю? — спросил Сергей, достав из рюкзака небольшую стеклянную банку. — «Венгерское», крыжовник на сахаре.
В наших краях «венгерскими» называли все стеклянные банки с металлической винтовой крышкой. Отец объяснял, что давным-давно, когда он сам ещё был ребёнком, в таких банках к нам в страну из Венгрии привозили всякие компоты, джемы и консервированные фрукты, вот и прилипло, как говорится, на века. Интересно то, что эти банки в какое-то время стали весьма ценной добычей — уж больно удобно в них домашние заготовки делать. У нас, Следопытов, в них даже продукты для сухих пайков расфасовывают. Понятно, что наиболее опытные на охоту за банками не ходят, а вот молодняк в дачные посёлки посылали. В порядке «производственной практики». Похоже, что Саламандр сам недавно из категории «баночников» вышел, но вот наличие у него варенья на сахаре — это интересно!
— Откель у тебя сахарок-то?
— Сменял в том году, — ответил Саламандр, свернув крышку на банке. — Я с купцами на Плёс ходил, а там мужики с низов были, сахаром торговали. Вот я для матери и взял десять кило.
— А, ну если с низов, тогда понятно… А откуда конкретно, не помнишь?
— Помню, из-под Чебоксар народ, говор у них ещё такой необычный.
— Ну, это тогда не с низов, а из самой что ни на есть середины.