Особенно,... 
37 
Я и брякнул: навести в этом бардаке порядок. Вот тут-то он и изрек «Решительно!.. А каким способом, позвольте узнать?» И я не смог ему отказать в объяснении. Выслушав каковое, он повторно изрек: «Да, решительно!.. Но артиллеристов вы не знаете в отличие от меня. Поэтому я иду с вами!» Я от неожиданности только «Спасибо!» сказал. И вот мы здесь, ждем парламентеров Конвента, и коллега задает странные вопросы…
— Я хочу понять, — продолжает между тем старый генерал, — отчего вы не окружили пушками сам Конвент? Ведь это было бы проще и надежнее!
Уф… Вон он о чем!.. А я-то уж было думать начал… А суть-то все та же: не понял он моего маневра… Или, наоборот — понял. Но проверяет, понимаю ли я сам? Что ж, скрывать нам с ним друг от друга нечего — что называется, два сапога пара, на одной перекладине висеть, если что…
— Все просто, генерал… На защиту Конвента поднимется вся Франция. А кто поднимется на защиту секции Лепеллетье, кроме Конвента? Ведь это их дома, их имущество, их вещи и семьи… Кому еще нужна эта цитадель богатства и роскоши? Никто и не почешется.
— Да, решительно… — повторяет Беррюйе. — Я вижу, КТО сюда едет! Так что можете считать, что победили… Но что вы собираетесь делать дальше?
— А вот про это, — дернуло меня что-то за язык, пока коляски миновали внешнее оцепление и подъезжали к нам, — хорошо как-то сказал один дракон: «Ну вот теперь-то оно и начнется — по-настоящему!»
Глава четвертая
ТАМПЛЬ
«Кто там шагает правой?!» ©
1
— Совещание закончено, товарищи, — все могут быть свободны!..
Эх… По-моему, уже никто и не обращает внимания на мои проговорки… Настолько все замотались. А с другой стороны, слово вполне понятное и отторжения не вызывающее… Ох, чувствую, я тут еще в области языкознания дойду до степеней известных таким макаром, филолух-самоучка… Но пока, в общем, сходит с рук.
Все дружно встают из-за стола и гурьбой валят на выход. Не отставая от остальных, двигаюсь и я, решительно напяливая свою знаменитую (пока еще не, но есть шансы, что будет) наполеоновскую шляпу. Задерживаться чревато — ибо тут же найдутся желающие что-нибудь уточнить или обсудить приватным образом «без протокола». Потому в коридор я выхожу почти впритык за покидающими кабинет. (Но все же последним остаюсь я — как капитан на корабле — а чего, моя начальника, аднака, право имею!.. Почетное право закрывать за всеми дверь, блин… За что боролись?)
Правда, в коридоре меня пытаются отловить сразу трое: Карно, Монж и Ромм, но я им с чистой совестью предлагаю «зайти завтра». Ничего: мир стоял пять миллиардов лет (или около того) наверняка простоит и еще одну ночь… А у меня нынче график жизнедеятельности поменялся и засиживаться до утра на службе я прекратил. Ну, во всяком случае, регулярно.
У ступеней ратуши, мотая гривами, стоит конвойная сотня из эскадрона Мюратовых головорезов. Я теперь без них никуда. Потому сую ногу в стремя, перемахиваю другой через седло и командую коротко перед тем, как дать шенкеля:
— В Тампль!..
2
Все же не все прошло гладко. Некоторые косяки имели место.
А с одним мне пришлось разбираться самолично. Причем аккурат в тот самый момент, когда, что называется, «счастье было так близко, так возможно!».
Войска Конвента — наверняка ощущая себя официально назначенными дураками — уже отходили с позиций, когда на взмыленной лошади примчался посыльный из числа «студенческой роты», навербованной Евгением и Петром, и сообщил известие, от которого я просто офонарел…
Не знаю, с какого бодуна, но часть революционных пролетариев, спасенных мной от буржуазного геноцида, почему-то решила, что в столице случился роялистский переворот!.. Но это бы ладно — с кем не бывает?.. Но эти ребята оказались настоящими чистыми… патриотами. То есть санкюлотами. Дубовыми. Потому что не придумали ничего лучше, как лишить роялистов смысла их действий.
Короля то есть. Каковой — к немалому, кстати, моему удивлению (ну ничего ж подобного из школьного курса истории не помню!) — по крайней мере формально, здесь присутствует. Поскольку таковым официально имел право стать — и был провозглашен! — сразу же после казни Людовика XVI его малолетний сын. Так что в юридическом смысле практически ничего не поменялось, разве что к имени нового Людовика в номере добавилась еще одна палочка, а сопливый пацан — ему как раз в марте только исполнилось десять, из которых три он провел в тюрьме — пугалом на знамени роялистов, именем которого проливались реки крови с обеих противоборствующих сторон…
37 
