И накаркал. Едва только подумал, слышу — у панцера комроты дизель взревел и почти сразу же наушники захрипели.
— «Котенок-1» слушает!
— Я «Кошка-3», начинаем движение, уступ вправо, интервал сто двадцать.
Началось.
* * *
Деревню Калечек, когда мы к ней подошли, уже можно было с карт стирать. Сначала артиллеристы по ней отработали, затем первые роты снарядами закидали… В общем, населенный пункт перестал существовать как цель.
Схлестнулся же первый эшелон с какими-то частями, выдвинувшимися, — непонятно, правда, когда? — со стороны Хомутовки. Панцеры, пускачи на автотяге и АБО, общим числом до батальона. Читай, рота там, наверное, и в самом деле была.
И ведь что примечательно — командиры-то рот наши, один такой же бывший унтер, второй — лейтенант. Нет, есть все-таки в этих русских какое-то заразное… даже и не знаю, как назвать… безумие, что ли? Взять меня — как Стаську на шею повесил. Года три назад мне б такое в жутком сне не приснилось. Абсолютно ведь бессмысленный поступок, нелогичный и, — какое же это слово-то, Вольф его любит про русских употреблять? — а, вспомнил, иррациональный!
Бой шел минуты три. За это время у нас два панцера сожгли, один подбили — что меня больше всего удивило, экипаж не выскочил, не бросил… то ли сознательные оказались, то ли просто наружу, под пули лезть побоялись. У авровцев «приведены к молчанию» два орудия и уничтожено «до сотни» пехоты. Здорово, конечно, но вот только кажется мне, что «до сотни» — понятие уж больно растяжимое. Может и девяносто девять быть, а может, и просто девять, а то и вовсе пара шинелей простреленных, да каблук отбитый — и все до сотни и никак не после.
Еще у одного панцера экипаж после попадания без пробития брони, двигатель с перепугу заглушил и до сих пор завести не может. И у панцеринфантерии приданной один транспортер подбили.
Впрочем, когда мы двинулись прочесывать рощу, из которой авровцы, согласно докладу комроты-1, фланговый огонь вели, то одну пушку нашли. Брошенную. Стандартная «дага» на круговом лафете, который русские со шкодовской гаубицы срисовали.
Еще через километр на броневик наткнулись, точнее, на его ржавый остов. Судя по виду, он тут с прошлой осени торчал, а то и дольше. И ни одного трупа. Понятно, что авровцы не только раненых утаскивают, но и убитых стараются синим не оставлять, но всё равно — для встречного боя картина странная.
У броневика мы задержались, пока «обер Мойша» с пехотой переругивался — они, оказалось, не сообразили, что теперь мы впереди идем и с первыми ротами остались.
Вышли к Хомутовке. Это уже не деревушка, а вполне такой городок, с церквушкой, домиками двухэтажными, беленькими. Приятный на вид, даже расстреливать жалко.
Перед ним мы снова остановились — пехота не захотела вперед идти. Приказать им Розенбаум не мог, панцеринфантерии было две роты, и командовал ими гауптман. Сам же «обер Мойша» тоже вперед не рвался, и я его чувства в этом вопросе вполне разделял — памятуя о том злосчастном бое за безымянную деревеньку, когда нас с Вольфом едва не поджарили. Корпусная панцеринфантерия, пусть и «разбавленная», это, конечно, не банда анархистов, но и «Смилодонт» тоже не «Мамонт», ракеты бортом ловить куда хуже приспособлен.
Решили ждать Вольфа, а заодно и артподдержку. Смысла, правда, я в ней особого не видел — с пригорка, где мы стояли, два трети городка как на ладони видно. Ну да командованию виднее.
Оказалось, задержались не зря. Минут через пять после того как стали, из-за крайних домиков мотоцикл с коляской вылетел, и седок в той коляске очень старательно палкой с белой тряпкой размахивал. Большая тряпка — то ли скатерть не пожалели, то ли наволочку.
Давно я уже белых флагов не видел. Гражданская война — штука жестокая, пощада к врагам здесь не в чести. Те, кто всерьез дерется — мы, авровские офицерские части, синегвардейцы, — бой ведут, как правило, до последнего… и не патрона, а человека. Ну а шваль разнообразная, которой по всем сторонам фронта хватает, эти обычно и не додумываются, что есть такой полезный для здоровья сигнал. Максимум, на что их хватает — руки поднятыми держать, да оружие не по кустам побросать, а аккуратно на обочину сложить.
Может, конечно, у них просто тряпок подходящего цвета не находится.
Вылетел этот мотоцикл прямо на машину обер-лейтенанта Розенбаума, который как раз на сотню метров вперед выдвинулся. Остановился, выкатился из него пухленький мужичок в кожаном, насколько я в оптику разобрал, пальто и начал «оберу Мойше» чего-то втолковывать.