Особенно,... 
151 
– Потрясающе, – усмехнулся Щербаков. – Но мы отвлеклись. Значит, мистер Аттенборо, – он упорно отказывался именовать сенатора по должности, как, впрочем, и меня, – может нас выслать. Так что действовать надо быстро.
– О нет! – простонала я. – Что вы еще задумали?! Имейте в виду – я против! Все, что бы вы ни делали, каким-то образом кончается плохо!
– Не сказал бы, – ответил Щербаков. – Но речь даже не о том. Видите ли, всем уже понятно, кто убийца.
– Что?! – воскликнул Анджей в то же время, как я фыркнула:
– Меня не прочитывайте!
Щербаков обвел нас изумленным взглядом.
– Неужели вы не догадались? «Стадлер», конечно. Все сходится. Убийца-одиночка, явно скорее преступник, чем тайный агент. Уже одно то, что мы так легко его вычислили. Это не стиль работы, который я бы приписал Комитету. Потом, этот набор химиков-исследователей – спасибо доктору Дженнингсу! На мой неискушенный взгляд, дело было так. Норман сделал какое-то открытие в области химических технологий. Судя по закупленным материалам, это метод связывания азота при низких давлениях. Договорился со «Стадлер кемиклз» – тайно, разумеется, чтобы не делиться ни славой, ни деньгами с жадным британским правительством. По его наводке одного потенциального конкурента устранили бескровно, а второго – попросту убрали. Теперь ученых, способных повторить его открытие в ближайшее время, не осталось. «Стадлер» выходит на рынок и снимает сливки на протяжении нескольких лет. «Дюпон» идет по миру, фонд Нобеля перестает раздавать премии. Очень простой сценарий.
– Очень! – не выдержала я. – А доказательства у вас есть?
– А зачем они нам? – непритворно удивился Щербаков. – Я же не собираюсь привлекать их к ответу. Время терпит, да и… бог им судья, в самом деле. Меня гораздо больше пугает Комитет.
Вашингтон, округ Колумбия,
28 сентября 1979 года, пятница.
Сергей Щербаков
На лицах моих товарищей отразилось почти комическое удивление.
– Ну думайте, думайте, – подбодрил я их. – Чем занимается «Стадлер», мы знаем. Хотя бы приблизительно. А Комитет в лице Арлингтонской лаборатории закупил добрых шестьдесят килограмм рутений-родиевого сплава плюс огромное количество той разной техники, не подходящей по профилю ни к одной из известных областей исследования. Неужели вы не задали себе вопроса – чем они там занимаются.
Над столом повисло молчание.
– Исследованиями… – пробормотала Кейт неубедительно.
– Сколько у Комитета таких лабораторий? – гнул я свою линию.
– Не знаю, – созналась Кейт. – Даже боюсь представить.
– Одна, – ответил я. – Я проверял. Основана пять лет назад, еще до Трехдневной войны. Очень нетипичное поведение для агрессивной организации вроде Комитета, не находите? Лаборатории, ученые… Кстати, мне так и не удалось выяснить, какого профиля эта лаборатория. Физическая, и все.
– Значит, Садовиц тут ни при чем, – пробормотал Андрей. – А что же они так всполошились?
– На воре, – я улыбнулся, – шапка горит. Их проект входит в завершающую фазу – об этом говорит и закупка рутения, раньше за ними такого не замечалось. А тут приезжаем мы, начинаем что-то совершенно нагло вынюхивать… Понятно, что господин Аттенборо всполошился. Сейчас его беспокоит гораздо больше вопросов, чем нас, потому что перед нами вопрос всего один – что делать?
– «Кто виноват?» отложим на потом, – хихикнул Андрей. – А что тут думать? Передать все наверх, побултыхаться еще недельку для виду, просто чтобы сенатора язва замучила, и отбыть домой.
– Мы не можем, Андрей, – проговорил я раздельно.
– Почему? – удивился мой товарищ.
– Мисс… офицер Тернер, вы не оскорбитесь, если мы с коллегой перейдем на французский? – обратился я к Кейт. – Нам надо кое-что обсудить в приватном порядке.
– Ради бога, – отмахнулась американка и отпила вина. Однако я заметил, как напряженно она вслушивается в наш разговор – очевидно, пытаясь уловить смысл по немногим знакомым ей словам.
– Андрей, вы помните нашу позавчерашнюю беседу? – произнес я.
– Помню, – ответил тот. – И все равно не понимаю.
– Девять шансов из десяти, что «Арлингтон лэб» – это оружейная мастерская, – объяснил я. – У американцев есть такая милая черта – они любят очень мощное оружие. Почти как немцы.
– Ага, – Андрей усмехнулся. – «Элефанты» на угле.
– Вот-вот, – кивнул я. – Но суть даже не в этом. – Я замялся, пытаясь ухватить за хвост ускользающую мысль. – Помните – «praemonitus praemunitus»?
151 
