ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>




  39  

Мишина фирма изготавливает дорожные знаки. И сам Миша на очередных посиделках произносит шутливый спич о пользе дорожных знаков, «понятность и даже эмоциональность» которых его «поражает». А еще дорожный знак – результат работы не одного человека, а целой цивилизации и никогда не портит пейзажа.

Примерно по таким же критериям Миша оценивает и окружающих его людей, больше всего любя в них четкость и полезность. Кто-то, как, например, несчастная Юля, нужен ему для того, чтобы его выслушивать и сочувствовать. Кто-то – чтобы согревать его быт. Кто-то – чтобы помогать по работе. Не зря приятней других Мише оказываются те, кто просто «умеет себя вести»: «вот вовремя пришел, сказал все только по делу, улыбнулся, попрощался и ушел, даже раньше намеченного, – значит, приятный и, скорее всего, умный человек».

И автор практически не иронизирует над подобным подходом, потому что, кажется, вполне с ним солидарен. Во всяком случае, своих персонажей он конструирует по тому же принципу: их внутренний мир должен быть не сложнее дорожной схемы, а присутствие в романе исключительно функционально. Оттого-то они так и напоминают человечков на дорожных знаках. И спор оказывается проигран, большая книга получилась, но – вот как у взрослых – нет. Стоп, машина.


Евгений Гришковец. Асфальт. М.: Махаон, 2008.

Памятник классике

О «Русском романе» Павла Басинского

Критик Павел Басинский, автор взвешенной и глубокой биографии Максима Горького, вышедшей недавно в серии ЖЗЛ, дебютировал в большой прозе. Наше литературное сообщество консервативно и подобные позиционные прыжки воспринимает настороженно. Но к эксперименту Басинского, похоже, отнеслось благосклонно – только что его дебютный роман вышел в финал премии «Большая книга», пройдя двойной экспертный фильтр.

И выделять это сочинение есть за что. «Русский роман, или Жизнь и приключения Джона Половинкина» – проект, во всяком случае, грандиозный. Басинский возводит памятник русскому классическому роману, а заодно и его современным перепевщикам и пародистам. Во многом перед нами плод работы скорее профессионального читателя, чем писателя.

Начинает Басинский как совершеннейший Борис Акунин – мистическим детективом а-ля истории о монахине Пелагии, продолжает как Пушкин, Гоголь, Тургенев, Достоевский, Чернышевский, Лесков, Горький, а прослаивает действие Пелевиным, Ерофеевым, Сорокиным, Быковым…

Точно раешник, вынимает он из своей покрытой пылью российских дорог шкатулки литературную энциклопедию русской жизни. Русский человек на rendez-vous? Пожалуйте. Дуэль? Нате вам. Утопия? Куда же без нее. Пьяные разговоры за полночь о судьбах России и смысле бытия? Извольте. Деревня, гроза, ливень, березка, дородная баба, стройная красавица, попы, путч 1991 года, хитрые гэбисты и рядовые менты… В полном согласии с русской романной традицией сведены счеты и с литературными обидчиками, Виктором Пелевиным например. Здесь же – издевки над русской конспирологией и над постмодернистами, хотя и сам «Русский роман» типологически текст постмодернистский… Широк русский человек.

Все эти мифологемы и цитаты нанизаны на детективный сюжет. В парке вымышленного русского городка Малютова убита горничная пансионата «Лесные зори» Лиза (бедная, бедная, ты верно догадался, проницательный читатель). Страшно узок круг подозреваемых, но кто убийца, а также отец Лизиного сына Вани Половинкина, переименованного в Америке в Джона… неясно до конца.

Примерно со второй половины начинается невообразимое. Персонажи множатся, как в жутковатом сне героя Достоевского. Сюжет петляет так, что разобраться, в каких родственно-дружеско-служебных связях состоят герои, становится почти невозможно. Дело не в том, что их много, – они недостаточно прописаны.

Стертые лица этих героев сливаются. Но в этом, кажется, и состоит авторский замысел: написать не полноценный русский, не свой собственный роман, а создать обобщенный образ чужого.

Правда, даже самая талантливая и изобретательная пародия не может не отвечать на сакраментальный вопрос: за что боролись? Павел Басинский не дает ответа. Ему словно не хватает последнего усилия и понимания, зачем он так тщательно и так похоже изображает все эти русские дела.

И все же если бы в «Большой книге» была номинация «за мужество», ее, без сомнения, следовало бы присудить Басинскому. Хотя бы потому, что написать в начале ХХI века русский роман очень страшно. Басинский не испугался и прыгнул в пропасть.

  39