Особенно,... 
60 
Последние литературные награды – русские, европейские и американские – розданы. До начала октября, когда будут оглашены финальные результаты главных литературных премий, Нобелевской, Букеровской и Гонкуровской, в литературном мире наступает затишье – самое время обсудить итоги ушедшего сезона и перспективы грядущего. Роль премий, секреты создания бестселлеров и возможности, упущенные современной русской литературой, мы обсуждаем с почетным профессором Женевского университета, специалистом по творчеству Солженицына, Пастернака, русских поэтов-классиков и одним из самых влиятельных западных славистов – Жоржем Нива.
– Мы беседовали с вами около двух лет назад, когда на Парижский книжный салон приезжали «почетные гости» – русские писатели. Что изменилось на рынке русских переводных романов за это время?
– Одно могу сказать совершенно точно. Появились русские литературные агенты. Их пока единицы, но их присутствие на рынке уже заметно. Они весьма напористы, даже агрессивны – продвигают своего автора с невероятной энергией. Настаивают, что тот или иной роман – потенциальный бестселлер и его обязательно надо переводить.
– Это при том, что за последние годы ни одного мирового бестселлера русские авторы не написали. Кстати, как вы думаете – почему?
– Потому что существует… тайна бестселлера. Мы, по счастью, не все можем предсказать наверняка. Приведу единственный пример. Американец Джонатан Литтел написал на французском языке роман Les Bienveillantes («Благонамеренные») и получил самую престижную во Франции – Гонкуровскую премию. Но эта книга стала бестселлером задолго до того, – за первый месяц после выхода было продано 200 000 экземпляров. Обычно все наоборот: сначала премия – потом тиражи. Здесь же вышло не по правилам. И это меня очень радует! Рыночные механизмы оттачиваются, издатели всеми силами пытаются сфабриковать успех, что-то просчитывают, запускают популярные серии, заказывают писателям книги продаваемой тематики. И вот внезапно появляется Литтел, с огромным, в 900 страниц, романом о нацисте. Он описал механизмы зла в ХХ веке. Рассказал о людях, в которых есть эстетство, лицемерие, жестокость, а представления о том, что существует добро и зло, – нет. Он заговорил о самом, быть может, важном – и сразу оказался услышан. Бестселлер ведь не просто книга, которую хорошо продают, это книга, которую полюбили. Так вот, в нынешней русской прозе проблема зла в ХХ веке практически не обсуждается, об Архипелаге ГУЛАГ все словно забыли – воспевают армию, празднуют День чекиста. Конечно, кто-то из современных авторов о зле пишет, но слишком утонченно и метафорично.
– Например, кто?
– Марк Харитонов в «Сундучке Милашевича», Андрей Дмитриев в «Закрытой книге», Аксенов в «Московской саге» – и все же этого недостаточно, и к тому же я перечисляю не самые новые книги.
– Может быть, это молчание – естественная реакция авторов на засилье военной прозы в России. Да и лагерных воспоминаний с конца 1980-х тоже вышло немало. Возможно, мы просто пока наелись?
– Не могу согласиться. Да, о войне писалось много. Но тема обыкновенного зла даже в самых лучших, честных книгах о войне затрагивалась не часто. Рассказ об обыкновенных палачах, об армии, которая выполняла страшные приказы, – вот об этом в русской литературе сказано немного. Война не единственная тема. Что сегодня происходит в голове молодого человека, почему у него возникает ностальгия по сталинизму, которого он совсем не знает? Почему забывается о миллионах жертв? В России до сих пор нет памятника жертвам сталинского режима, нет даже списка этих жертв, историческая память в России пока что слишком избирательная. Может быть, стоит еще раз рассказать этим молодым людям о том, чего они не знают, – доступно, прямолинейно?
– Относительно недавно по российскому телевидению прошел сериал «В круге первом» по роману Солженицына, а только что – сериал по произведениям Варлама Шаламова.
– «В круге первом» я видел – это все же совсем не то, слишком там все залакировано. Вот сделали бы телесериал по «Крутому маршруту» Евгении Гинзбург, не вырезая самых страшных сцен в женском лагере, – другое дело. Но кроме ГУЛАГа, сталинизма существует и другая, не менее важная тема: что стало в России с верующим человеком? Сначала за веру сажали, потом выгоняли с работы, а когда коммунизм рухнул, все свелось к вопросу о недвижимости – московская юрисдикция хочет захватывать храмы один за другим. До сих пор ничего не написано о матери Марии Скобцовой, нашей современнице. Точно всем неудобно объяснять, почему она решила спасать еврейских детей в Париже. Таких Марий, спасавших евреев, было множество и в России. Я жду, когда же русская литература заговорит о Холокосте.
60 
