– …а также, – невозмутимо продолжил красный монах, – потребовали стадо в триста голов на прокорм себе, кое, по слезной мольбе городских обывателей, собрал и доставил еретикам благородный тан Астольфо Варрача. И было то стадо из быков-двухлеток трайбантской породы, каковые в Сулитаяче стоят никак не меньше осьми лерров за голову, что в сумме составляет…
– Врет! – перебила монаха Интеко. – Брешет, как упившийся попугай. Во-первых, не восемь лерров, а шесть. Да и то если благородный тан Астольфо начнет самолично торговать своими быками на тамошнем рынке… а мясники Сулитаяче не проломят благородному тану голову – потому как местный цех давно уже сбил оптовую цену до трех лерров. Ну а во-вторых: где Сулитаяче, а где Фот-Камаррол! Этот Варрача еще бы столичную цену назвал…
– Благородной тане…
– Что? – с вызовом глянула на капитана женщина. – Не пристало выражаться подобным образом?
– Скорее, – улыбнулся Диего, – не пристало так хорошо разбираться в ценах на быков.
– Мне, – монах почесал щеку, вернее, отросшую за последние дни щетину, – припоминается одна урсийская, кажется, поговорка, удивительно точно, на мой взгляд, характеризующая данную ситуацию.
– Про телушку за морем? – уточнил Раскона. – Да… я тоже ее припоминаю… однако, увы, в данном случае на помощь к благородному тану Астольфо спешит иная урсийская поговорка.
– И которая?
– О ложке, – невозмутимо сообщил капитан. – Той, что к обеду. Не доставь тан Варрача своих быков, пираты наверняка сожгли бы город. А он стоит больше стада быков… даже по ценам Куальвея.[32]
– То есть, ты намерен ему заплатить?
– Я?! – удивился маленький тан. – И не подумаю.
– А даже если б и подумал, – после короткой паузы добавил он, – то уж точно не смог бы проделать сие в установленном порядке. Выплатами пострадавшим от еретиков занимается особый чиновник от казначейства… к коему этот свиток и будет в итоге доставлен…
…чтобы оказаться погребенным среди горы подобных записулек, – с горечью сказала Интеко. – Или же – на помойке за губернаторской канцелярией. Выплаты пострадавшим… сколько таких вот прибрежных городков разграбили еретики за последние годы?! Много… а вот человека, получившего из казны хоть медяк, я пока не встречала ни одного.
– Но это же не значит, что таковых не существует вовсе, – неожиданно развеселился Диего. – Мало ли на свете чудес? Не правда ли, брат Агероко?
– Сотворенных милостью Великого Огня – неисчислимое множество, – сказал монах. – Если же вести речь о чудесах нрава людского: милосердии, сострадании…
– Вы с ней сговорились! – обвиняющее заявил капитан. – И теперь обкладываете со всех сторон, словно королевские егеря – матерого зверя. Так вот, знайте: Диего Раскона – это вам не кабан!
– Да уж, – фыркнула Интеко, – ты не тянешь даже на поросенка.
– Ну, положим… – обиженно начал маленький тан – и, опомнившись, расхохотался.
– Хвала Огню, – нарочито серьезно вздохнул монах. – Я почти решил, что вы, мой тан, захотите претендовать… ха – ха – ха…
– На славный титул подсвинка? Нет, такая честь слишком высока для меня…
– Смейтесь-смейтесь! – Интеко участвовать в веселье не пожелала. – Это ведь легко…
– Но ведь именно ты, – напомнил капитан, – еще недавно так яростно уличала тана Астольфо в неправедных ценах.
– На Варрачу с его скотами мне наплевать! – холодно сказала женщина. – Он своего наверняка не упустит, за каждую бычью шкуру сдерет по три, не важно, с королевской казны или магистратской. А вот горожане и осьмушки не получат…
– Кто знает…
Диего прошелся вдоль стены каюты. Остановился у стола, взял шляпу и принялся осторожными движениями пальца разглаживать перо.
– Мне продолжать, мой тан?
– Что? Нет, брат Агероко, не думаю, что в этом есть нужда. Лучше сразу загляните в конец свитка и огласите нам итоговую сумму.
Последовав совету капитана, монах вгляделся в последние строчки… охнул, закашлялся, и лишь после нескольких добрых глотков снова вернул себе способность издавать мало-мальски вразумительные звуки.
– Пятьдесят шесть тысяч дукариев… мой тан.
– Сколько?! – недоверчиво прищурилась Интеко. – Брат Агероко, может, последний бокал был…
– У меня пока еще не двоится в глазах, – с ноткой обиды отозвался монах.
– Занятно…
Тан Раскона медленно подошел к окну. Сейчас, в лучах полуденного светила, Фот-Камаррол напоминал верхушку горы, сброшенной каким-то могучим демоном на прибрежные джунгли. Копоть пожаров, пятна крови… издалека все это было неразличимо сквозь яростный блеск «белого» камня.