- Со мной с утра не расставался Дождь.
- — О, отвяжись! — я говорила грубо.
- Он отступал, но преданно и грустно
- Вновь шел за мной, как маленькая дочь.
- …………………………..
- Обрадованный слабостью моей,
- он детским пальцем щекотал мне ухо.
- Сгущалась засуха. Все было сухо.
- И только я промокла до костей.
- …………………………..
- Я думала: что делать мне с Дождем?
- Ведь он со мной расстаться не захочет.
- Он наследит там. Он ковры замочит.
- Да с ним меня вообще не пустят в дом.
- …………………………..
- Хозяин дома оказал мне честь,
- Которой я не стоила. Однако,
- Промокшая всей шкурой, как ондатра,
- Я у дверей звонила ровно в шесть.
- …………………………..
- Признаться, я любила этот дом.
- В нем свой балет всегда вершила легкость.
- О, здесь углы не ушибают локоть,
- Здесь палец не порежется ножом.
- …………………………..
- Ваш несколько причудлив монолог, —
- проговорил хозяин уязвленный.
- Но, впрочем, слава поросли зеленой!
- Есть прелесть в поколенье молодом.
- …………………………..
- Одна из гостий, протянув бокал,
- туманная, как голубь над карнизом,
- спросила с неприязнью и капризом:
- Скажите, правда, что ваш муж богат?
- …………………………..
- И — хлынул Дождь! Его ловили в таз.
- В него впивались веники и щетки.
- Он вырывался. Он летел на щеки,
- Прозрачной слепотой вставал у глаз.
- …………………………..
- Дождь с выраженьем ласки и тоски,
- паркет марая, полз ко мне на брюхе.
- В него мужчины, поднимая брюки,
- примерившись, вбивали каблуки.
- …………………………..
- Хозяин дома прошептал:
- «Учти, еще ответишь ты за эту встречу!»
- Я засмеялась: «Знаю, что отвечу.
- Вы безобразны. Дайте мне пройти».
Из шестидесяти семи прочитанных строф мы приводим здесь только десять, но и они, нам кажется, достаточны для выражения курьезно-серьезной трагикомедии 1963-го, именно того года, когда у оскорбленного поэта сложилась эта «Сказка». Нэлла поставила точку и замолчала, опустив голову и взглядом исподлобья блуждая им собранию. И все молчали, было не до аплодисментов пока академик Габарит, пожилой дядька с мохнатыми бровями, не смахнул слезу и не произнес гулким баском «Я это знаю по самому себе», — что заставило Пролетающего приостановить его полет и зависнуть над этой группой людей в литфондовском парке.
Затем Ян Тушинский пригласил на террасу Антона Андреотиса. Тот был в великолепной форме — загорелый и ясноглазый юнец в ярком шелковом джемпере, приобретенном, очевидно, в каком-то хорошем американском магазине; в общем, то, что на жаргоне страны таких джемперов называется The Party Boy. За прошедшие годы после того, как он приобрел надежную и красивую подругу Софку Теофилову, он написал огромное количество своих уникальных стихов и утвердился в репутации почти неотразимого покорителя как больших аудиторий, так и отдельно взятых, предпочтительно женских персоин. Пока он вставал с травы, его муза Софка, или Фоска, успела напутствовать его пожатием локтя, а Катька Человекова, сунув в рот колечко пальцев, произвела пронзительный свисток.
Перепрыгнув сразу через четыре ступени и повернувшись к публике, он сразу начал орать и показывать руками:
- Спасибо, что свечу поставила
- в католикосовском лесу,
- что не погасла свечка талая
- за грешный крест, что я ношу.
- Я думаю, на что похожая
- свеча, снижаясь, догорит
- от неба к нашему подножию?
- Мне не успеть договорить.
- Меж ежедневных Черных речек
- я светлую благодарю,
- меж тыщи похоронных свечек —
- свечу заздравную твою.
И все вздохнули на поляне и посмотрели сначала на Фоску Теофилову, а потом с лаской друг на друга. И зависший над поляной Пролетающий ниспослал им свой coбcтвенный неизреченный вздох. Антоша продолжал: