Как выяснилось, удар хорошим, крепким полом по голове — отличное средство против ночных кошмаров. Дабы избавиться от наваждения окончательно, я повернул голову — уж что-что, а вид ухмыляющегося гоблина запросто перекроет и десяток Хряковых рож.
Гоблина не было. На полу дотлевал огарок последней свечи, а открытое настежь окно — так вот чего у меня так ноги закоченели! — недвусмысленно намекало, каким именно способом меня покинули сорок пять мексиканских долларов… плюс три за клыки. Чертова зеленая скотина!
Бормоча проклятья по адресу собственной мягкосердечности, я запер окно и упал обратно в кровать, искренне надеясь, что на этот раз ко мне в сон явится кто-то получше Чеширского Хряка. Например, Молли Эшвуд… впрочем, после Хряка я был согласен даже на рыжую корову ее тетки, которую мне как-то пришлось пасти целых полторы недели… хотя по совести, тот старый горшок и трех дней не стоил.
Молли, конечно же, мне так и не приснилась, но и кошмар — тоже. До утра.
— А, проснулся, — поприветствовал меня знакомый голос. — Ну глянь, зацени работу. Всю ночь рисовал! По мне, получилось знатно!
Кое-как приоткрыв левый глаз, я повернул голову… и застыл, распахнув рот и глаза на максимально возможную величину.
Это были эльфийка и единорог. Гоблин не поскупился на уголь — он рисовал в натуральную величину. И в остальном его творение тоже было натурально донельзя. То есть, понятное дело, единорогам одежда не положена, но…
— А-а-а п-п-почему она т-такая… п-п-п…
— Прекрасная?
— П-п-п…
— Прелестная?
— П-п-п-неодетая!
— Одежда помешала бы ей насладиться процессом! — заявил гоблин. — Но из виду я ничего не упустил. Смотри, вон лоскут на кустике… вон обрывок рукава… а лежит она на остатках юбки.
На самом деле Толстяк сказал не «процесс». Он употребил совсем другое слово, при этом еще и жестами его, гм, подкрепил. Конечно, я — не юная монашка, как и отчего появляются жеребята, знаю не понаслышке. Но…
— Да ты краснее помидора! — удивленно произнес Толстяк. — Эй, а ну, отвернись, нечего дышать в мою сторону! Мало ли какую заразу можно подх… Задница Сидящего! Ты чего, девственник?!
— Вот еще! — буркнул я, краснея еще больше.
— Промежду прочим! — с невинным, насколько это вообще возможно для гобла, видом произнес Толстяк, — ходят слухи, что близ горы Пьяного Шамана видели единорога.
— И кто его видел? Лично пьяный шаман?
— Ну, не скажу, что все свидетели были трезвы, как проповедник, — заюлил гобл, — но, эй-парень, подумай — с чего вдруг добропорядочному орку или троллю даже после трех-пяти… десяти кувшинов текилы видеть единорога? Этой твари в наших краях от Сотворения не водилось!
— Вот именно!
— А знаешь, почем нынче идет рог единорога? — заговорщицки прошептал Толстяк. — Шестнадцать долларов за унцию. А? Это тебе не с лотком горбатиться…
— Гобл безмозглый, да подумай же наконец! Если твои приятели никогда не видели единорогов, то с какой луны на них свалилось знание, что им привиделся именно этот зверь?! А?! Ты сам-то сумеешь отличить единорога от верблюда?
— Верблюда я уже как-то жрал! — с деланым равнодушием сообщил Толстяк. — Спасибо федеральной армии за доставку.[2] Деликатес из него, правда, вышел неважный, мясо почти все уварилось, да и на вкус оно было так себе. Зато жир из горба… м-м-м, когти оближешь!
Я медленно подошел к окну. Распахнул его, впуская в комнату свежий… ну, относительно свежий воздух. Выглянул наружу и с удивлением обнаружил, что городок выглядит почти как вчера.
— Ты чего?
— Проверяю, не перенеслись ли мы за ночь в Африку, — объяснил я.
— Это страна, откуда вы черномазых возили? — уточнил гоблин. — У нас в племени как-то завелся один…
— Завелся?!
— Ну, мы сожрали его белого массу и пятерых слуг, а этот старикан был такой дряхлый и костлявый, что и дров на него было жалко. Решили оставить его на завтра, на ужин, а вышло так, что поймали бизона, потом орки Р-рыгара…
На улице грохнул выстрел. Я сунулся к окну, но краем глаза засек, что гобл падает на пол, и последовал его примеру — очень вовремя, потому что в следующий миг выстрелы слились в одну сплошную трескотню. Прямо под окнами раздался дикий нечеловеческий визг — судя по громкости, подстрелили лошадь или троллиху. Затем пальба начала смещаться вдоль улицы, постепенно снижая интенсивность, и закончила глухим «бабах!» динамита где-то в районе городских ворот.