— Ы-ы-ы, больна-а-а.
— Мистер Толстяк… — наклонившись, Лисса коснулась ладонью щеки гоблина. Со стороны это выглядело как нежное похлопывание, но гобл, сдавленно икнув, принялся отползать в сторону.
— …когда я нервничаю, то становлюсь ужасно вредной. А нервничаю я иногда по весьма незначительным поводам. Например — когда наш единственный проводник по этой негостеприимной местности вдруг пытается от нас удрать.
— Да шутил я, шутил. Что, пошутковать уже нельзя?
— Иди.
С тяжким вздохом Толстяк воздвигся на лапы и заковылял дальше, обиженно сопя и припадая на левую ногу. Впрочем, уже через пять шагов он сбился и начал хромать правой.
— Эй, а мешок? — крикнул я вслед ему. Толстяк, не оборачиваясь, махнул рукой.
— Я тебе это припомню, — пробормотал я, наклоняясь за упомянутым предметом. — Чтоб тебя мул с разбегу лягнул…
Лисса осталась на месте, дожидаясь, пока мы с Бараном не подойдем к ней.
— Дай воды…
Первая просьба за день, отметил я. Похоже, что насчет экономии воды в походе наши с китаянкой учителя были одного мнения. Но сейчас большого смысла в этом не было — даже самым безумным проповедникам случается испытывать жажду, а значит, где-то поблизости от его норы должен иметься источник воды.
— Ага… только скажи, в каком она мешке.
— Толстяк должен был… — Лисса кивнула в сторону гоблина, — уложить… кажется, в этот.
— Посмотрим. — Я бросил повод и, обойдя мула, озадаченно уставился на узел. — А завязывал их кто, Мак?
— Нет.
— Странно, а по виду — типично гномский узел… затянут, что называется, от души и на века.
— Помочь?
— Попробую шам… — Ногти соскальзывали, пришлось вцепиться в шнур зубами. Секунд пять они с узлом спорили на тему: «кто крепче», затем петля начала мал-помалу поддаваться.
— А ловко ты его подсекла своим заклятьем.
— Это была не магия.
— Не магия? — удивился я. — А что?
— Шелковая леска.
— Вот как… — протянул я. Стреножившая гоблина нить выглядела очень тонкой, и если это и впрямь леска… эй, какого орка я здесь делаю?! Дайте мне саквояж таких лесок, перенесите на виксбергскую пристань — и клянусь, еще на полпути к Новому Орлеану мне потребуется второй саквояж, нет, большой мешок для денег, а очередь покупателей будет длиннее самой Миссисипи.
— И бегаешь ты здорово. Я и не думал, что в платье можно так бегать.
— Правильно думал. В том, что ваши женщины носят обычно, даже ходить неудобно. Поэтому в моем платье…
Я поднял голову как раз вовремя, чтобы заметить, как между складок мелькает что-то светлое.
— …по бокам идут два выреза.
— Ловко устроено, — пробормотал я, надеясь, что кончики ушей и щеки надежно замаскированы слоем пыли. — По виду и не скажешь.
— Так и было задумано.
Облизав пересохшие губы, я попытался сосредоточиться на узле. Получалось неважно — мысли упорно возвращались к… наверное, это все же был не хвост, а нога. От колена и м-м-м-м… выше. Ох. А ведь если хорошо подумать, платье с такими вырезами удобно не только для беганья, но и во множестве других слу…
— Давай я все-таки помогу.
— Не надо, я уже почти… — узел распался окончательно, и я, растянув горловину, сунулся в мешок. — Вот дерьмо… ой, прости, я хотел сказать, похоже, вода в другом мешке.
— Тогда в соседнем. Те два, что с этой стороны, собирала я.
Со вторым узлом я справился вдвое быстрее — но еще в процессе развязывания у меня начало зарождаться одно жуткое подозрение…
— ТОЛСТЯК!!!!!!!!!!!!!!!
Убегать гоблин в этот раз не стал — видимо, ему вполне хватило и одной попытки для осознания малой перспективности данного занятия. Он просто замер на месте.
— Подойди. Сюда.
— Ва-аще-то, — нагло скалясь, заявил зеленошкурый, — нам в ту сторону. Так шта лучше я вас подожду, ну чтоб два раза не ходить.
Если Толстяк надеялся, что за время подхода к нему я остыну, то его ждало разочарование. Вернее так — бурлившая во мне злоба успела выкипеть, осесть и заново сконденсироваться в чистую, как дядина самогонка, ярость.
— Где вода, Толстяк?
— Вода? — недоуменно повторил гоблин.
Если он скажет: «какая еще вода», убью на месте, спокойно подумал я.
— Какая еще вода?
* * *
Вода была холодная и невероятно вкусная. Казалось, она лилась прямиком с небес и я пил её, жадно подставляя рот, стараясь не упустить ни капли. Пил, пил… и все никак не мог полностью утолить жажду.