Особенно,... 
75 
— Кроткий ягненок? — Я приподнял бровь. — Проповедник, ты явно себя с кем-то перепутал. Целый месяц ты доставал меня своими нравоучениями.
— Это не повод мне отказывать. Отчего бы не остановиться там же, где и два года назад?
— С утра на Ратушной довольно шумно.
— Так заткни уши и не лишай меня удовольствия полюбоваться дочкой хозяйки. Там есть на что посмотреть.
Когда Проповедник чего-то хочет, он становится невыносимым, и в мелких вопросах я ему обычно уступаю. Хотя бы для того, чтобы пребывать в относительном спокойствии и избежать ненужных нотаций. Так что я вернулся на свою старую квартиру.
Мы с Пугалом ввалились в прихожую с мороза.
— Уф, — сказал я, снимая меховую шапку. — Чертов город едва меня не доконал.
Я начал подниматься по лестнице, когда хозяйка выглянула на шум из зала, где накрывала стол для посетителей.
— Будете ужинать, господин ван Нормайенн? Марта сегодня приготовила чудесного гуся.
— Через какое-то время. Мне нужна горячая вода в комнату.
Следовало смыть с себя проклятую карамель.
— Хорошо. Я велю наполнить вам ванну еще раз.
— Еще раз? — нахмурился я, не понимая, о чем она говорит.
— Ну, ваша гостья захотела помыться. Вода, наверное, остыла.
Мы переглянулись с Пугалом, и оно прошло мимо, направившись в мои апартаменты.
— Гостья?
Хозяйка забеспокоилась:
— Да. Она приехала часа три назад и сказала, что вы в курсе и ждете ее. Это не так? Она была так убедительна, я просто не посмела ей отказать.
— Вы все сделали правильно. Спасибо. Просто я удивился, что она приехала так рано, — успокоил я женщину, так как не желал, чтобы та подняла на уши весь дом из-за того, что впустила незваного гостя.
Остановившись перед своей дверью, я вытащил кинжал и осторожно повернул ручку.
Не заперто.
В комнате было довольно светло — ярко горел камин и двенадцать свечей на столе и подоконнике. В глубоком кресле восседал Проповедник, скалясь так же довольно, как смерть, которая наконец-то поймала долгие годы убегавшего от нее ловкача.
Гостью я обнаружил в кровати. Она лежала спиной ко мне, и я видел лишь белое плечо, острую лопатку и короткие черные волосы.
— Кто вы?! — резко спросил я. — И почему в моей постели?
— Раньше ты никогда не возражал насчет этого, Синеглазый, — произнесла девушка голосом Гертруды.
Стакан, несмотря на то что его содержимое приятно пахло апельсином и корицей, вызывал подозрение.
— Долго ты будешь играть с ним в гляделки?
Она затягивала шнуровку на зимнем сапоге, довольно улыбаясь и лукаво поглядывая на меня. Осень заканчивалась, и ее карие глаза стремительно светлели. Сейчас, в тусклом утреннем солнце они были золотистыми, хотя вчера, в свете свечей казались мне фиолетовыми.
Гертруда неуловимо изменилась. Это была она и в то же время не она. Во-первых, волосы. Вместо привычного белого цвета — черный. Она остригла их таким образом, что стала похожа на соблазнительного пажа. Брови и ресницы тоже потемнели. На носу появилась легкая горбинка, верхняя губа стала тоньше, щеки худее, скулы острее, а глаза сузились и приобрели взгляд более хищный и жесткий.
Тем не менее за этими чертами я видел Геру такой, какой всегда ее знал. Это было настолько удивительное впечатление, что мне потребовалось несколько минут, чтобы поверить, что передо мной она.
— А я бы сто раз подумал, прежде чем пить ведьмовское зелье, — кисло заметил Проповедник.
— Ты мстишь мне за то, что тебе пришлось ночевать за дверью, — равнодушно ответила та. — Бери пример с Пугала. Оно, в отличие от тебя, не такое мелочное.
Одушевленный, слыша эти слова, благодарно приложил руку к сердцу. Старый пеликан тут же показал ему неприличный жест.
— Дело не в ночевке. К вашим кувырканиям я давно привык. Дело в том, что, если Людвиг превратится в жабу, я умру со скуки. Эй! Ты не желаешь меня слушать!
Последние слова он произнес с разочарованием, потому что я залпом опустошил стакан.
— Вкус бесподобный, — с некоторым удивлением пробормотал я.
Проповедник придирчиво наблюдал за мной несколько минут, а затем внезапно заорал, вскакивая на ноги:
— Иисусе Христе! Черт забери вас всех к дьяволу! А-а-а!
— Заткнись! — холодно приказала ему Гертруда. — Людвиг, можешь познакомиться с новым собой в зеркале.
Отражение было чужим, хотя знакомые черты лица никуда не делись. Они лишь обострились или, наоборот, сгладились. На меня смотрел синеглазый субъект, в волосах которого появилась яркая рыжина.
75 
