72 
Подумалось, что я-то знаю — выход есть, а каково было тому, кто проплыл здесь впервые? Ему оставалось лишь молиться.
Камень перед глазами внезапно превратился в бледно-серое рассветное небо. Плот выплыл на большую воду, закачался сильнее. В лицо дохнул свежий, ледяной ветер. Мне показалось, что сильно похолодало.
Иржик уже стоял на ногах, пытаясь шестом дотянуться до дна, но Будовица была широка и полноводна. Я понимал, что он хочет как можно быстрее пристать к более низкому берегу, хотя опасность того, что нас кто-то увидит, минимальна. Все еще слишком темно.
Мы находились на излучине реки, и город отсюда можно было рассмотреть с большим трудом. Он вот-вот должен был скрыться за поворотом.
Черные силуэты церковных шпилей, еще более черные и широкие тени — дымы пожаров, смешивались между собой и тянулись вверх. Колокола звенели слабо, истерично. Захлебываясь.
— Вы спасены, ваша милость, — сказал я. — В отличие от вашего города и тех, кто сейчас умирает за вас.
Секунду он молчал, затем снял капюшон.
— Когда ты догадался? — спросил у меня князь Млишек Жиротинец своим обычным голосом.
— В колодце, — сухо произнес я, заметив на низком берегу Пугало, которое, привстав на цыпочки, тоже наблюдало за пожарами. — Руки вашей жены слишком нежны и аккуратны для спутницы кожевника и того грязного дома, где я недавно побывал. Да и черты лица… Я знаю, как выглядят благородные чергийки. Относительно вас я бы не догадался. Хороший расчет. Вы ничуть не отличались от кожевника. Плащ, капюшон, сиплый голос.
— Раз ты понял так рано, то почему поплыл?
— А у меня есть выбор? — нехорошо усмехнулся я. — Разгоряченным от крови наемникам все равно, кто перед ними, страж, князь или зеленщик. К тому же зачем обрекать женщину и ребенка на верную смерть. Я не жалею о своем решении. Хотя меня и ждет неприятный разговор в Арденау.
— Я даю слово, что никто в Братстве не узнает о твоей помощи.
Плевать я хотел на его слово. У меня уже была возможность убедиться, что частенько благородные сдерживают свои обещания не чаще, чем простолюдины.
— Меня больше беспокоит сделка, которую я заключил с кожевником. Он солгал мне?
Князь запустил руку под плащ, извлек длинную полоску бумаги, передал княгине, а та с благожелательной улыбкой протянула мне.
— Здесь имя, которое ты искал. Этот Иржик здорово мне помог. Когда я стану королем, он получит баронство.
— Если выживет в городской резне, ваша милость.
Город скрылся за поворотом, теперь был виден лишь дым, коптящий утреннее небо…
На берегу нас уже ждали. Десяток тяжело вооруженных молчаливых всадников, запряженная четверкой лошадей закрытая повозка и мой старый знакомый в простой серой рясе клирика.
Пугало, мрачное и торжественное, стояло рядом со мной, перекладывая из ладони в ладонь несколько поднятых с земли камушков.
— Прощай, страж, — сказал князь. — Я не забуду твою помощь, пускай она и была тебе навязана.
— Ответьте на один вопрос, ваша милость. — Я все-таки решился его спросить. — Почему вы оставили город и бросили тех, кто был с вами?
Мое любопытство ему не понравилось, он нахмурился, но все же ответил:
— Одна битва проиграна. Но не сражение. Те, кто были со мной и смогут выжить, — будут вознаграждены. Те, кто погибнут… я помолюсь за них.
Как все просто. Он собирается отделаться от своей совести молитвой, которая, скорее всего, мало что для него значит.
Он запахнулся в драный плащ кожевника и поспешил к скакуну, которого держал под уздцы один из наемников-телохранителей. И я смотрел, как уходит мятежный князь и предатель, с моей невольной помощью получивший свободу.
Княгиня, прежде чем сесть в карету, с благодарностью кивнула мне, и через минуту маленький отряд уже поспешил на восток.
Я остался наедине с отцом Мартом.
— Погода быстро портится, — сказал я ему. — Вот-вот пойдет снег.
— Ноябрь будет суровым, — негромко произнес тот. — Вы обижены?
— Мне не слишком приятно, что меня используют, отец Март.
Он не отвел глаз.
— Вполне понимаю. Но обстоятельства заставили меня действовать именно таким способом.
— Зачем Церкви князь? Чем он лучше того же Горловица?
— Вы мало что смыслите в политике, Людвиг. — Инквизитор улыбнулся, смягчая свои слова. — Жиротинец меньшее зло, потому что Горловиц чудовище. Им нельзя управлять, и, стоит ему взойти на трон, прольется еще больше крови, а Церковь потеряет здесь свои позиции, что будет на руку кацерам из Витильска. Чергий — слишком важный регион для того, чтобы не попытаться его удержать. К тому же никому не нравится, какие зелья он использует. Вы видели эти ядра?
72 
