Особенно,... 
78 
Смуглое личико Митрополита собралось в гримасу сосредоточенного злорадства и как будто осветилось изнутри.
— Да, Владыка. Я понимаю. Ты хочешь знать, что будет дальше.
— Да, — сказал Марат. — Теперь иди, или я убью тебя.
В соответствии с этикетом главный священник отошел к боковой стене и прижался к ней спиной, ожидая, пока всесильный Хозяин лично приоткроет тяжелую дверь.
Жилец был прав, когда уговаривал Марата продвинуть сына бедного краболова к вершинам власти. Митрополит стал идеальным ревнителем веры, поскольку ни во что и ни в кого не верил. Только в себя. Он был практик до мозга костей.
Карьера главного служителя нового, ультрасовременного культа Отца и Сына началась четыре года назад со скромной, но безусловно хлебной должности счетовода-десятника. В период строительства Пирамиды ушлый малый — тогда его звали Гзир, что в грубом переводе значило «парень себе на уме» — разбогател на взятках, но не смог наладить правильных отношений со старым воинством («Мало заносил», — загадочно прокомментировал Жилец) был уличен и посажен в пещеру. Однажды тюремные стражи в положенный час опустили вниз бадью с едой, а когда подняли — обнаружили привязанную к веревке записку: несколько слов на запретном равнинном языке, начертанных кровью на куске рыбьей шкуры. В тот период письменность только создавалась, придуманный Маратом алфавит был экспериментальным, грамоту знали только главные счетоводы; послание вручили генералам, те передали Владыке; оказалось, что записка представляет собой донос о готовящемся побеге. Хохотун немедля принял меры, организаторов побега (двух женщин) подвергли экзекуции, а стукача освободили, и за следующие два года сын кроболова сделал невероятную карьеру, ибо оказался гением шпионажа и доносительства.
Конечно, в первую очередь Митрополиту полагалось насаждать новую религию, но делами храма он не занимался, и Марата это вполне устраивало. Однажды, всю ночь проплавав в сладкой воде, Марат решил, что пока не готов к обожествлению.
Объявить себя сыном бога не так просто, как может показаться.
Митрополит выскользнул, и трое угрюмых жилистых воинов налегли на створку с внешней стороны; опустив засов, Владыка Города-на-Берегу пересек зал и вошел в личные апартаменты своего компаньона.
Здесь мощно веселились. Хорошо, что стены были толсты и в несколько слоев увешаны циновками, а дверь из дерева зух плотно пригнана, иначе недавний гость Марата услышал бы, как Великий Отец сипло хихикает и оглашает пространство ругательствами на странном, никому не известном наречии.
— Дура, — нежно вещал Жилец, — эти вещи надо резче делать, поняла? Резче! Чтобы страсть была и весело… Эх вы, шелудивые…
Марат хотел прикрыть глаза рукой, чтобы не видеть того, что он увидел, но Владыке положено быть невозмутимым; пришлось ограничиться шевелением мизинца.
Подхватив одежду, бабы торопливо исчезли, оставив после себя резкий запах разгоряченных тел, словно кто-то жег сахар.
Посетительниц впускала и выпускала Нири через тайный ход, ведущий из спальни Великого Отца в ее узкую, удивительно неуютную личную комнатенку, а оттуда — в помещения охраны. Желающему покуситься на жизнь великого вора нужно было сначала преодолеть сопротивление десятка умелых воинов, а потом пройти через жилище личной служанки, никогда не расстававшейся с двумя медными ножами новейшей конструкции. Впрочем, государственные перевороты в Городе-на-Берегу были невозможны. Старики еще помнили времена, когда Владыка со ста шагов превращал в пепел целые отряды умелых бойцов.
— Стучаться надо, — с досадой сказал Жилец.
— Пошел ты…
Великий Отец, Убивающий Взглядом, давно не мог убить взглядом даже насекомое. Но, судя по его багровому лицу и блестящим глазам, совершенно не переживал по этому поводу.
— Ладно, не злись, — весело произнес он. — Сам, небось, еще не то вытворяешь. Жидкий Джо был прав. Девки тут первоклассные. Нигде таких нет. Даже сиберианские шлюхи и те похуже будут…
Марат присел на край огромной кровати старика, ссутулился, положил локти на колени. Последнее время он любил так сидеть. Расслабив спину и лицо. Разумеется, только в те мгновения, когда на него не смотрели подданные. Владыке смертельно надоело расхаживать с царственным видом, развернув плечи и глядя поверх голов.
— Скоро они развалят нам всю систему, — пробормотал он.
78 
