Я ждал. Защита сметена. Радиус действия передатчиков на скафе довольно велик — именно для того, чтобы затерявшегося в пространстве орбитальника всегда можно было засечь и вовремя подобрать. Если Ибар захочет утащить нас вслед за собой, так тому и быть. Вот только спастись она не сможет. Потому что полосы пропускания не хватит, чтобы дистанционно выполнить маневр разворота, вернуть баржу и добраться до люка… покуда привлеченная ТФ-распадом богмашина не настигнет нас, накрыв гибельным крылом.
Я поманипулировал обзорными камерами, выискивая среди звезд крохотное семечко богмашины где-то в кильватере летящей по инерции баржи.
И не нашел.
Потому что металлическая громада парила совсем рядом, едва не касаясь куцых крылышек челнока.
Оцепенев от ужаса, я мог только впитывать глазами зрелище, какого не видывал еще ни один человек. Машина и вправду напоминала формой яблочное семечко — воспоминание детства, когда еще можно было за бешеные деньги купить нормальное, с сердцевинкой, погрызенное червями, кособокое зеленое яблоко вместо пластмассово-алых однородных комков мякоти. По бокам его змеились странные черные линии — словно трещины или швы, как будто собрана она была из деталек головоломки. Кое-где блестящий металл покрывала бурая корка, наросшая за миллионы лет, но сам корпус оставался безупречно гладок, словно в день творения. Бледные крылья обнимали баржу, не касаясь обшивки, но заключая нас вместе с богмашиной в сферу неясного свечения, гасившую звезды и приглушавшую полыхание бешеного солнца.
Теперь я понял, почему Тоомен не нанесла последнего, смертельного удара с края могилы. Приманенная коротким импульсом двигателей богмашина смахнула ее, даже не заметив. Я попытался выйти на связь со вторым скафом. Тот откликнулся сразу же, прервав заполошный вой аварийного сигнала. Температура внутри скорлупы — плюс сорок семь, и что-то подсказывало мне, что внутри черепной коробки агента Ибар она точно такая же. Даже если частичный ТФ-распад не повредил внедренной в тело интелтроники, без сварившегося мозга она бесполезна. Мне приходилось слышать об агентах, продолжавших действовать после смерти, но я всегда списывал это на поэтические преувеличения натуралов. Кроме того, зомби-программы не бывают псевдоразумными — это слишком опасная игрушка, вдобавок плохо влияющая на психическое здоровье агентов: кому приятно сознавать, что в тебе живет призрак, только и поджидающий твоей смерти, чтобы взять власть над телом?
Богмашина по-прежнему висела рядом, не подавая признаков активности. Ей это и не нужно, мелькнуло в голове. Она поймала нас в надежнейшую из ловушек. Покуда зона распада — жаркие крылья — вокруг нас, любой импульс двигателя бросит корабль в ее объятья. Или машина не понимает, насколько опасно для всякого живого существа ее касание? Да нет; чтобы уместить в столь тесном корпусе столько аппаратуры, плотность упаковки должна быть колоссальной, а значит, богмашина должна быть не менее биологического объекта уязвима для любых процессов, нарушающих молекулярные структуры.
Шли секунды, а ничего не менялось, хотя мы были свидетелями тому, как быстро способна реагировать машина, если что-то потревожит ее рецепторы. О чем она думает? Если эта глыба металла вообще способна мыслить… в чем я сомневаюсь. Но если у носорога плохое зрение — это не его проблема. Глупо обвинять в простоте поведенческих алгоритмов машину, разрушающую миры.
Или все-таки создающую?
Богмашина не проявляла агрессии в отношении «Кометы». За исключением первого, так напугавшего нас броска. Богмашина сто миллионов лет мирно грела воздух на северном полюсе Самаэля, не обращая внимания на то, как меняется состав атмосферы, как дуновение ветерка превращается в раскаленный пресс. За это время мелкие твари, путавшиеся под ногами у бронтозавров, выросли и открыли теорию Уилсона-Пенроуза. Но наше прибытие потревожило ее покой. Почему? Какие, черт бы их подрал, реакции впаяны в ее твердотельный мозг?
— Автопилот, — прохрипел я, запоздало осознав, что язык мой суше наждака, а губы покрыты трещинами глубже долины Маринера. — Возвращение на борт. Ускоренный цикл.
Это значит, что автоматика шлюза пропустит несколько стадий процесса — например, сбросит остатки воздуха из герметиков за борт вместо того, чтобы закачивать в систему. Но если я ошибся в оценке, смерть от удушья нам не грозит — все случится гораздо быстрее. Во всех смыслах…