— У нее не было!.. — настаивал поляк. — У нее не было ибада!
— Да? — Я снова заглянул в гостиную. — Тогда куда она ушла? Как узнала, что происходит в городе? Или вы думаете, будто она отправилась бродить по темным улицам… кстати, в шкафу лежал один пистолет или два?
— Два, — буркнул сбитый с толку инженер.
— Сейчас — один. Значит — небезоружной. Но, так или иначе, она больше вашего знала о том, что должно произойти.
Из глубин подсознания вынырнула еще одна мысль. Шарики! Проклятые лакированые шарики в руках Катерины Новицкой. И пальцы, перекатывающие их по сложным траекториям. Готовый набор нестандартных мудр. И полузакрытые в трансе глаза.
— У вашей жены был установлен интербрейн, — проговорил я уверенно. — Не могу сказать, какую роль она играла в этой шараде, но подозреваю, что одну из главных.
— Если бы я мог встать… — прошипел инженер.
— То — что? — осведомился я, вогнав баллончик во вздутую рукоять пистолета. — Вызвали бы меня на дуэль? Боюсь, ваше оружие не слишком для нее подходит.
Конечно, инструмент, способный вогнать в камень стальной клин, можно использовать против человека в боевой броне. Если вы подойдете к нему достаточно близко, потому что радиус действия у альпинистского пистолета мизерный.
Я поставил миску с остатками плюшек поближе к раненому и туда же опустил кувшин.
— Захотите есть — булки и молоко рядом с вами, — бросил я. — Вызову врача, как только сумею. Старайтесь не шевелиться.
Подумав, я набросил на инженера горку покрывал и ковер со стены. Вместе с электричеством отрубилось и отопление, так что в доме было зверски холодно, а мне вовсе не хотелось, чтобы Новицкий подхватил воспаление легких.
— Госпожа Томина, — обернулся я к девушке, — если вы не передумали, то идемте.
— Я… — Девушка замялась. — Нет, все же пойду. Приведу Тасю врача… вы не отвлекайтесь.
— Мне нетрудно, — усмехнулся я.
— Лучше найдите, кто заварил эту кашу, — мрачно попросил Новицкий.
— Нет, — отрезал я. — Мой долг — найти убийцу Сайкса. Это сейчас главное. Иначе послезавтра не будет иметь никакого значения, кому понадобилось поднимать бунт.
На улице ничего не изменилось. Все так же подмигивали с мглистого небосвода звезды; особенно ярко полыхали Арктур — думаю, если бы не отсветы умирающей авроры, его оранжевый маяк отбрасывал бы чуть заметные тени — и белопламенная Гемма. Только ближняя луна скатилась с небес на восток, в воды Узкою моря.
— Зачем вы пошли? — поинтересовался я у осторожно ступающей рядом девушки, когда тишина стала совсем нестерпимой. Чтобы не отстать, Линда Томина придерживала меня за руку, и ее прикосновение странным образом успокаивало без лекарств. — В доме у Новицкого вам было бы безопаснее.
— Наверное… — Девушка вздохнула. — Потому же, почему пошла в рискуньи. Вы представляете, как скучно жить в колонии?
— В домене, — педантично поправил я. — Могу представить.
Жители метрополии, если им очень повезет и позволят способности, могут сделать карьеру в одном из подразделений Колониальной службы. Или переселиться на другую планету. Колонист привязан к своему месту, как индус — к касте.
— Вряд ли. — Она выразительно повела плечами. — Думаю, на других мирах по-иному. Там есть простор… место. Мы зажаты в долине Узкого моря, от Бэйтауна до полярной шапки. Некуда даже поселенцев приткнуть. О чем думают эти, в Шайене, — не представляю.
— В вашем описании Габриэль лишен достоинств вовсе, — заметил я. — Но ведь кому-то же он понадобился?
Нас прервал глухой хлопок.
Усиленные аугментом рефлексы бросили меня на пластфальт прежде, чем сознание определило природу звука, а программа ориентации — его источник. Стальной стержень пролетел совсем рядом и, ударившись о дорожное покрытие, брызнул фонтаном искр.
— Что за… — выдохнула девушка, которую я бессознательно утянул за собой, прежде чем ладонь моя наглухо зажала ей рот.
— Молчите, — шепнул я ей на ухо, выпрастывая из-под живота пистолет. — Лежите на месте. В нас стреляют!
Судя по звуку, нападавший скрывался за невысокой живой изгородью, окаймлявшей ближайший участок. Я отполз на пару шагов в сторону и замер. Одно то, что выстрел едва не достиг цели, подсказывало — мне противостоит такой же аугмент, возможно, даже более совершенный. Первая же ошибка может иметь непоправимые последствия.