— Он… дисфункционален, — признался Асахита.
Еще один образчик служебного жаргона. Сам по себе он ничего не объяснял в состоянии Торсона, но мне, по крайней мере, стало ясно, куда обращаться. Нужные байты хранились в медицинском досье, куда я без подсказки японца заглянул бы в последнюю очередь. Даже беглого взгляда мне хватило, чтобы понять: в ближайшие недели Джеймс Торсон не придет в сознание.
— Отлично, — пробормотал я про себя, выключив звук, — просто замечательно. У меня на руках мятеж, губернатор — в реанимации, начальник полиции двадцать лет не видел крови, единственное боеспособное подразделение на стороне Службы занято обороной Башни по другую сторону океана, а времени мне осталось — до локального полудня…
— До посадки шестьдесят секунд, — механически-бесстрастно откликнулся автопилот.
Я дернулся в опутавших тело ремнях безопасности. Отведенного машиной времени мне хватило только на то, чтобы скорректировать точку приземления. Вместо площади перед админ-центром коптер прожег лужайку перед домом Тадеуша Новицкого.
Отчасти мною двигало чувство вины. Я не вызвал изувеченному рискуну врача — да тот и не приехал бы. Трудно представить себе, о чем думал бедолага, лежа без движения в медленно вымерзающем доме, в полной изоляции. Но куда сильней, чем успокоить совесть, я надеялся добыть весьма важную дичь.
Фонари горели вновь, и в их безжалостном, с презрительной точностью имитирующем солнечный свет блеске улица представала безнадежно изувеченной. Тяжелые костыли кое-где поцарапали пласфальт или застревали в стволах деревьев, но этих следов было немного — у меня сложилось впечатление, что основной бой разгорелся на подступах к. админ-центру. Однако чувство заброшенности, обреченности висело над столичными кварталами. Где-то выломана оконная рама, где-то с дикой жестокостью перепахана земная трава на газоне, где-то выведен на стене невнятный лограф. Слабый ветерок нес по мостовой черно-зеленое конфетти. Дыхание вырывалось изо рта белыми клубами, тут же рассеивающимися в сухом воздухе.
Я поднял взгляд — взрыв вырвал из скальной стены над городом кусок, будто доисторический хищник, и под содранным камнем обнажилось кровавое мясо. Стеклянная сукровица густела, исходя жаром, в инфракрасном диапазоне кратер полыхал, и даже в видимом — светился багрянцем, мешая тусклые лучи с золотым сиянием фонарей и неясным мертвенным отсветом полярного сияния. Со стороны заваленных блоков доносилось равномерное подвывание сирен. Нет. сейчас врачам не до Новицкого.
Подумав, я прихватил с собой флягу с водой — так, на случай, если Аретку, а скорей куратор по экономике лейтенант Нейман, не запустили еще систему водоснабжения, парализованную блэкаутом. Пластиковый баллон на каждом шагу шлепал меня по ягодице, мешая сосредоточиться.
Дверь была открыта. Я попытался вызвать из внешпамяти запись — притворил ли я её, выходя, но этот эпизод уже затерся последующими, более, с точки зрения семантического алгоритма, важными. В абстракции я должен был согласиться с программой — емкость тридрайва не бесконечна, — но почему-то под нож непременно идет то, что, по закону Мерфи, кровь из носу понадобится спустя пять минут после размагничивания.
— Тадеуш? — окликнул я, пытаясь заглянуть в прихожую хоть в каком-нибудь диапазоне. Такая темень, словно кто-то поставил дымовую завесу.
Нет ответа. И пугающе тихо внутри. Я напряг аугментированный слух, но никакие алгоритмы распознавания не улавливали ничего подозрительного. Не то чтобы ожидал засады… но даже как-то обидно. Такое впечатление, словно меня не принимают всерьез. Или Новицкого.
Взяв «хеклер-кох» на изготовку, я шагнул через порог. Повсюду изморозь — в почти неподвижном воздухе она сублимируется медленно. На полу в изморози следы. Будь на моем месте Натти Бампо, он, наверное, выдал бы по первому запросу степень аугментации и служебную принадлежность каждого из прошедших, но я — не Соколиный Глаз и мог сказать только, что здесь шлялось не меньше трех человек, так что следы наслаивались друг на друга, словно отпечатки пальцев на захватанном стакане.
Еще два шага вперед. Сознание машинально перешло в стелс-режим, прихватив за собою тело. Но сидевший перед полным мерцающих символов видеообъемом услышал — или меня выдала едва заметная тень, скользнувшая по стене. Дальнейшее случилось очень быстро.