«С сегодняшнего дня, – решил Савелий, – буду напиваться ежедневно. И не просто крепко выпивать, а – до бессознательного состояния. И не дома, а обязательно в заведениях. Садясь лицом к ближайшему полицейскому объективу. Травоеды не пьют. Если человек пьянствует – значит, он не жрет мякоть. Начнем создавать себе алиби. Больше меня никто никогда не увидит трезвым и веселым. Если какой-либо собеседник спросит, не загораживает ли он мне солнце, – отвечать буду грубо, с презрением. В гробу я видел ваше солнце. Мне плевать на солнце. Засуньте ваше солнце себе в…
Зеленый человечек – это беда, но не катастрофа. Жизнь продолжается. Гарри Годунов выбрался – и я выберусь. И Варвару вытащу. Мы родим еще одного ребенка. Здорового. Я еще не старый. Китайцы перестанут платить за аренду сибирских территорий – пусть. Я профессионал и хорошо зарабатываю, я не пропаду. Не будем преувеличивать значение китайцев в жизни граждан России. Граждане России тоже кое-что умеют. Граждане России разучились работать – ничего страшного, вспомнят. История знает периоды, когда граждане России неплохо работали и сами себя кормили».
Бармен-андроид осведомился, не долить ли в стакан, – Герц коротко послал его к черту. Штраф за оскорбление человекоподобного механизма будет включен в счет (есть особый закон, запрещающий грубое обращение с ресторанными андроидами) – но теперь это даже хорошо. Теперь Савелий Герц, шеф-редактор журнала «Самый-Самый», прославится как незаурядный скандалист. Шеф-редактор станет хамить, дерзить и безжалостно разрушать персональный психологический комфорт ближних.
А вы сосите воду, грейтесь под лучами желтой звезды, тянитесь к свету прозрачному. Очищайте и концентрируйте.
К рассвету он оставил попытки привести нервы в порядок. Алкоголь подействовал странно: убрал страх, но добавил досады, слюнявой детской обиды на миропорядок. Герц мрачно расплатился и решил ехать на работу. Четыре утра – замечательное время для начала рабочего дня. До гаража добрался без проблем; однако машина не подчинилась – объявила хозяина пьяным и предупредила, что при следующей попытке запустить двигатель хозяин будет оштрафован и вдобавок оповещена милиция. Савелий расхохотался. Дура, отныне у милиции есть дела поважнее. Теперь милицию интересуют не угрюмые пьянчуги, а трезвые и бодрые травоядные.
Вызвал такси. Подкатил робот: крошечный электромобильчик. В салоне пахло сладкими женскими духами и потом. Сексом пахло. Молодежь XXII века любит уединиться в беспилотных такси, это весело и романтично. Давайте, ребята, давайте. Совокупляйтесь. Рожайте зеленых младенцев, которые не хотят ни на что смотреть, даже если бодрствуют. И сосут по двенадцать литров воды в день.
Предутренняя Москва удивила шумом, обилием машин. В больших городах никогда не проходит мода на бессонницу, усмехнулся нетрезвый шеф-редактор. Открыл окно и сплюнул. Смотрел, как выступают из молочно-серой полумглы стебли.
«А ведь мы ими едва не гордились, – сказал себе он. – Еще бы. Уникальная достопримечательность. Невиданная диковина. Москва – единственный на планете город, сплошь заросший гигантским бурьяном. А нам, местным, все едино. Мы как жили тут, так и живем, и будем жить. Стебли, глобальное потепление – нам плевать. «Хоть трава не расти» – так мы сами про себя говорим».
И вот – она выросла.
Устроился поудобнее, вытянул ноги. Когда доехали – не захотел выходить, почти было решил назвать любой другой адрес, в противоположном конце гиперполиса, просто для того, чтобы еще четверть часа побыть в уюте, в положении полулежа. Потом сообразил: все с ним происходящее называется «отходняк».
Шепотом выругался и вылез на холодный тротуар.
В лифте ощутил слабость, присел на пол. Спать не хотелось, но и бодрствовать тоже. Не хотелось ничего. Кое-как добрался до знакомых дверей, отомкнул. В пустых темных залах пахло нагретой пластмассой и свежеотпечатанными фотографиями. Однако распознавать запахи было лень. Прошелся вдоль столов. Задержался возле рабочего места Филиппка. Здесь царил беспорядок. Мальчишка работал много и хорошо, статьи у него выходили бодрые, ироничные, но не злобные, пропитанные юношеским максимализмом. Филиппок тоже травоед, сказал себе Герц. Всегда легок и доброжелателен.
Вот стол Валентины. Здесь чистота, ничего лишнего, в рамочке портрет сына, но в углу маячит полупустая бутылка воды, – значит, Валентина тоже жрет мякоть. А может, и не жрет. Это уже не важно. Какая разница, кто и что жрет? Важен только рост. Важно укорениться внизу, и чтоб наверху был свет прозрачный.