– Сам Стоунхендж, правда, пока для туристов открыт, – заметил Подгорных. – Мы там организовали постоянное наблюдение. Возможно, он им потребуется позже. Закроют под видом реставрации и…
– Он им может и не понадобиться, товарищ генерал, – внезапно сказал Кобзев, припомнив один из монологов доцента Каширо. – Там очень мощная аномалия, и этих каменных колец по окрестностям разбросана чертова прорва. Стоунхендж просто самый знаменитый из них.
– Что?! – приподнялся Богданович. – Это значит, они уже могли начать операцию по «вторжению», а мы?! Опять проспали, как в сорок первом?!
– Ну, настолько они нас вряд ли могли опередить, – успокоил Подгорных. – По нашим данным, они только-только формируют группировку для предстоящей операции. Имя предположительного командующего этой группировкой – адмирал Дженнистон.
– Адмирал? – удивился Кобзев.
– Проект финансировал флот, припоминаете? – улыбнулся Богданович. – Дженнистон командовал в свое время морской пехотой, он и начинал как морпех… старый «ястреб».
– Короче, – Подгорных четким ударом припечатал карту к столу. – Майор Кобзев, сколько вам потребуется времени, чтобы открыть с нашей стороны достаточно широкий «прокол»?
– А? – только и сумел произнести бывший опальный капитан, в мгновение ока вознесенный обратно к вершинам.
– Постоянно действующий проход шириной… метров десять, я думаю? – осведомился Подгорных у Богдановича.
– Самое малое. Лучше пятнадцать.
– М-м-м… месяца три! – Кобзев наконец сумел собраться с мыслями. Сам он не был уверен, что такое возможно и за три года, но тут уже или грудь в крестах…
– Три дня, – отрубил Богданович. – И ни минутой больше.
– Ну, это вы уж, пожалуй, совсем круто загнули, Глеб Александрович, – глядя на побледневшего Кобзева, примирительно сказал Подгорных. – Пара недель у вас, товарищ майор, есть. Но потом действительно ни минутой больше. Или мы через полмесяца имеем полноценный проход, или… Ну, вы сами понимаете… Мы не можем позволить американцам опередить нас ТАМ!
– Т-так точно, товарищ генерал, – выдавил Кобзев. – Понимаю.
Подгорных сухо кивнул и выложил на стол черную кожаную папку.
– С этой минуты, – начал он, – вы назначаетесь исполняющим обязанности руководителя проекта «Шеллак». Здесь ваши новые документы, полномочия, они теперь у нас, – Подгорных слегка улыбнулся, – практически неограниченные, а если все же их не хватит, свяжетесь непосредственно со мной или с Глебом Александровичем. Отчитываться будете также перед нами. И только перед нами! – резко добавил он. – Никто другой, будь он хоть сам… Подгорных оборвал фразу на полуслове и после многозначительной паузы продолжил: – Надеюсь, мера возложенной ответственности вам также ясна. До конца.
Кобзев молча кивнул, жалея в этот момент лишь об одном – что нельзя вытащить из кармана платок и стереть к чертовой бабушке выступивший на лбу липкий холодный пот.
– Какую аномалию будете проверять первой, белорусскую или уральскую? – спросил Богданович.
– Ну… – замялся Кобзев. – Скорее всего белорусскую. Район все-таки более обжитой, железная дорога неподалеку – соответственно, необходимую технику удастся подтянуть быстрее.
– Ладно, – кивнул Богданович. – Я свяжусь с командованием округа.
– Я, со своей стороны, – Подгорных осторожно коснулся папки кончиками пальцев, – также обеспечу соответствующую поддержку со стороны местных партийных и… остальных компетентных органов. Так что, – он резко толкнул папку, и она, пролетев через весь стол, замерла точно перед Кобзевым, – действуйте, майор!
* * *
Майор Обри Норденскольд начинал напоминать себе Железного Дровосека, поставленного злой ведьмой Запада вместо статуи у трона. То, что вместо злой ведьмы выступал адмирал Дженнистон, а троном ему служило сделанное по спецзаказу кресло, дела не меняло. Молча стоять по стойке «вольно», которая для Дженнистона мало отличалась от стойки «смирно», и тревожно следить, не слишком ли затягиваются паузы в беседе, – удовольствие и так не из первых. А Обри к тому же очень не нравились ни человек, сидевший напротив адмирала, ни направление, которое принимал их диалог.
– Все это очень интересно, – проговорил адмирал с напором, – но чему я обязан подобным визитом?
Обри обо всем догадался десять минут назад, и глупость адмирала его уже не бесила. Она его пугала. До безъязычия и нервных судорог.