– Садитесь, пожалуйста. Он вас домой отвезет. Чего вы, в самом деле.
А и правда – чего это она, в самом деле? Пусть и отвезет. В конце концов, по пути.
Вон и задняя дверца уже приоткрылась, музыка из салона полилась. Не трали-вали какие-нибудь, а спокойная инструментальная мелодия. Может, там еще и напитки подают? А что, ей бы сейчас не помешало, после Станиславы-то…
Главное, надо достойно сесть, не плюхаться на сиденье, как тетка с котомками. Так сесть, будто она отродясь только в таких машинах и ездила. Хотя чего это она вдруг собственным имиджем озаботилась? Или… Как там его?.. Флером избранности?
Так уж вышло, что на сиденье она именно плюхнулась. Даже от недовольства собой перестаралась немного. Может, потому, что Жук из маршрутки, оказывается, тоже на заднем сиденье устроился, сидел вполоборота, улыбаясь.
– Добрый вечер… – тихо проговорил он через свою полуулыбочку. Тронул за плечо севшего за руль парня: – Поехали, Коль…
– Да. Вечер добрый, конечно. Исключительно вашими стараниями, – нарочито вежливо склонила она голову.
– В каком смысле?
– В смысле, что домой довезете. Раньше спать лягу. Только не забудьте мне двадцать руб лей отдать, чтоб не мучиться больше принципами.
– Ах да… – хлопнул он себя по карману пиджака. – Черт, вы не поверите, но у меня опять двух десяток нет… Кредитная карта есть, доллары есть, а вот двух десяток…
– Вы издеваетесь, что ли? Немедленно остановите машину!
– Да почему – издеваюсь? Честное слово, нет! Я как-то… Коль, у тебя есть двадцать рублей? – склонился он всем корпусом к водителю. – Выручи, а?
Так он растерянно это проговорил, что она поняла – не издевается. Коля, хмыкнув, извлек из нагрудного кармана две мятые десятирублевые бумажки, протянул руку назад. Быстро их выцепив, он галантно протянул ей:
– Вот, возьмите, пожалуйста… Спасибо вам, добрая женщина.
– На здоровье. Будем считать, что долг чести свершился.
– Да. Будем. А как вас зовут, можно узнать?
– Зачем?
– Ну… Все-таки в одной машине едем, рядом сидим… Так как?
– Линой меня зовут.
– Лина… Это Ангелина, что ли?
– Нет. Вообще-то я Марина.
– А почему тогда Лина?
– Потому что Смородина.
– Не понял…
– Да чего тут не понять? Марина Смородина звучит слишком ягодно, так и норовили меня все Малиной назвать. Вот и получилось в конце концов – просто Лина.
– Хм… Занятно! А меня в детстве просто Жуком звали. Все Жук да Жук, знаете. Потом и забыл, что я Павел.
– Что ж, тоже занятно.
– Вас куда вести-то? – вклинившись в па узу их странного диалога, вежливо спросил Коля.
– На Комсомольскую, в старый город, это около моста, знаете? Я потом покажу, где сворачивать. К дому можно не подвозить, я на перекрестке выйду, дворами дойду.
– Таким поздним вечером дворами? Не боитесь одна ходить?
– Ой, да кому я нужна…
Она вдруг почувствовала, как этот Жук по имени Павел ее разглядывает. Исподтишка, но довольно бесцеремонно. Резко повернула к нему голову, вздернула бровь, что должно было означать – в чем дело, мужчина?
– А сколько вам лет, Лина?
Опа, приехали! Вот гад какой! Или его не учили, что женщинам таких вопросов не задают? Или… ему все равно и она для него не женщина? В смысле, не та женщина, с которой нужно церемониться? Хотя… Какая разница. Та женщина, не та женщина, глупости какие.
– Мне сорок один год. Русская. Не замужем. Имею дочь двадцати лет. Работаю на двух работах. Живу в двухкомнатной малометражке. Никакого интереса для вас не представляю, чтобы меня так… разглядывать. Я на все потенциальные вопросы ответила?
– Ну зачем вы так… Я же просто спросил. И совсем вы на свои сорок один не выглядите. Я думал, вам лет двадцать семь—двадцать восемь.
– Спасибо.
– И вам спасибо.
– За что?
– За информацию.
– Какую… информацию?
– Ну, которую вы только что про себя выложили. Очень интересная информация, спасибо.
– Да на здоровье… Обращайтесь еще.
Нервно поправив на коленях сползающую сумку-котомку, она резко отвернулась к окну, демонстрируя таким образом свое «сердитое» равнодушие к происходящему. Хотя зря, наверное, и старалась. Павел Сергеевич Жук больше вопросов не задавал, но и к окну, как она, не отвернулся. Так и сидел, в упор ее рассматривая. Улыбался. Она затылком чувствовала, что он улыбается. Молчит и улыбается.