Последние отзывы

  63  

Выходит, сотрудничество с ангеликанскими капиталистами было не самой удивительной авантюрой в жизни Краслена. Чтобы выжить, он должен притвориться брюнном. Фашистом! О, Труд…

Мальчишка вопросительно смотрел на раненого.

Собравшись с духом, Краслен кивнул: да, мол, брюнн.

Парень запрыгал на одной ножке, барон лениво улыбнулся, сиделка ласково поглядела на подопечного. Минутная стрелка прикоснулась к отметке «12», и из часов выскочил привязанный к пружинке черный паук – один из символов фашисткого режима. Неожиданно до Кирпичникова дошло, что за узор воспроизведен на оконных решетках. Понял он, и чей бюст стоит на каминной полочке.

Еще раз оглядев своих благодетелей, Краслен ужасно затосковал по набитой неграми ангеликанской камере предварительного заключения: кровати там были пожестче, но атмосфера значительно здоровее!

Снова отлучившийся и быстро возвратившийся мальчишка между тем уже протягивал Кирпичникову новую эпистолу:

«Еще у меня есть сестра Кунигунда. Она сейчас стоит в дверях и стесняется зайти к тебе. Хочешь, я ее сюда затащу, чтобы ты посмотрел?»

Краслен отрицательно покачал головой.

«А еще есть собака Сабина!»

Кивнул. Замечательно!

«Брат служит в армии. И двоюродный на сборах. А троюродный на переподготовке. Защищают родину от красных агрессоров!»

Папаша Пшик недовольно глядит на сына и шевелит губами. Видимо, говорит, что раненому незнакомцу совсем неинтересно читать про Гансовых братьев. Вот именно, так оно и есть!

«А как тебя зовут? Что ты умеешь?» – вместе с новой запиской Кирпичникову протянули и карандаш. Писать лежа было неудобно, встать не получалось. В голове всплыло имя официанта – Курт Зиммель. Краслен нацарапал его на листке как мог разборчиво и отдал благодетелям.

После этого ему разрешили поспать.

Через пару дней Краслен уже мог переворачиваться и даже сидеть. Тошнило меньше, голова болела не так, как вначале, потолок перестал казаться кривым и падающим. Пару раз Кирпичников как будто бы даже разобрал бой часов с пауком.

Сиделка все чаще оставляла Краслена одного. Фон дер Пшик не навещал: он, судя по всему, вообще был не в восторге от присутствия в доме раненого (непонятно, зачем только взял из больницы). Ганс тоже быстро потерял интерес к неходячему гостю. А вот его сестра, кажется, перестала стесняться. Она осмелилась войти в комнату на следующий день и теперь проводила с Красленом по нескольку часов кряду: писала записки о всяких глупостях, спрашивала, чего хочется на обед, демонстрировала репродукции каких-то напыщенных, в псевдоантичном духе, полотен, с которых смотрели идеально безликие атлеты с голым торсом, толстопопые фартучные домохозяйки с коровьими глазами и бесчисленные Шпицрутены. Впрочем, глядеть, вероятней всего, надо было не на фашистские художества, а на сменяемые по нескольку раз на день платья Кунигунды: светлые, темные, в цветочек, в горошек, с отложными воротничками, крахмальными манжетами, на кокетках, с поясками, кружевами и кармашками… «Не увижу ли я ее в синей юбке?» – думал Краслен. Всем своим видом девушка отвечала: нет! Такие ангелочки не ползают по незнакомым мужчинам, прикованным к постели! Маленькая, толстенькая, совсем юная, с русой косой, уложенной венцом, и простой глуповатой мордашкой, Кунигунда как бы говорила всем своим видом: «Я скромница! Не смейте сомневаться, что я скромница!»

Ощутив, что чувствует себя более-менее удовлетворительно, Краслен прежде всего попросил у девушки газету. Та приволокла целую кипу: несколько изданий за последние дни. Покопавшись в пропагандистском мусоре, Кирпичников узнал даже больше, чем рассчитывал. «ПАДЕНИЕ „БАРОНА ФОН ЗЕСЛАУ“!» – возвещал первый же попавшийся на глаза заголовок. Краслен пробежал глазами статью: «Заклинило руль высоты… Выжившие члены экипажа сообщают… Ошибки конструкции… Перепады давления… Начал разрушаться прямо в воздухе… Семьдесят восемь погибших… Следы заговора… Инородческие инсинуации… Враги канцлера… Заявление канцлера… Канцлер поклялся… Канцлер накажет… Да здравствует канцлер!»

Следующий номер того же издания поведал об аресте нескольких конструкторов-инородцев на дирижабельной верфи; еще один – о расправе над ними, якобы опасными заговорщиками и пособниками коммунистов. «Мда, похоже, в этой стране не утруждают себя отправлением правосудия», – подумал Кирпичников и захотел домой с такой силой, с какой не скучал с самого начала своего злополучного путешествия.

  63