68 
Наконец настал момент, когда Краслен оказался и в Кунигундиной комнате. Девичья светелка была увешана портретами Шпицрутена. Почти на всех диктатор красовался в военной форме и с плетью. Кое-какие бумажные изображения явно покоробились от влаги: так, как если бы их, например, лизали. Кружевной узор на занавесочках с васильками повторялся на кайме покрывала и маленьких подушечках, разложенных на идеально заправленной узкой никелированной кровати с железными шариками. На столике, возле персонального телефонного аппарата, лежала стопка фашистских журналов и пособий по межнациональной ненависти. Целлулоидные и гуттаперчевые куклы в ряд расположились на полочке: не исключено, что ими все еще пользовались по назначению. Из приоткрытого платяного шкапа (явно старинного: помутневшее зеркало на дверце, гнутые ножки, резьба, напыщенные вензеля) выглядывала военная форма.
– Что это? – удивился Кирпичников.
– Да так, ерунда… Старый папин китель. В прошлом году я надевала его на карнавал, наряжалась мальчиком, с тех пор так и висит. Хорошая была идея, как ты думаешь? Как, по-твоему, я могла бы в нем смотреться?
Краслен ощущал, что девушка идет в наступление. Конечно, Кунигунда была не в его вкусе, конечно, на самом деле любил он только Джессику, конечно, классовая ненависть не позволяла… Но грубый отказ мог бы ожесточить фашистку и привести к провалу разведывательной операции… А кроме того, у Краслена уже столько дней не было ничего такого!
– Давай сядем. Ты уже хорошо себе чувствуешь? Голова больше не кружится? Знаешь, Курт, ты так похож на канцлера…
Кирпичникова взяли за руку, прижались к нему, томно посмотрели в глаза.
– Папа дает за мной третью часть своих акций. К тому же я наследница значительной части его состояния! Женихи, конечно, есть… Но знаешь, никто из них мне не нравится…
Краслен сглотнул.
– …не нравится так, как ты!
Пролетарий не успел отреагировать на последнюю фразу. Кунигунда стремительно сжала его в объятиях, разинула рот и впилась в губы Кирпичникова, как будто хотела засосать всю его голову.
– Послушай… я… мне… конечно… очень приятно… ты… это самое… – Краслен так разволновался, что чуть не забыл брюннский язык.
– Приходи этой ночью! Слышишь меня?! В час! Я буду ждать тебя, дорогой! – страстно прошептала раскрасневшаяся буржуазка. – Ты получишь все, обещаю! А теперь ступай, пока сюда не зашел мой папа!
Воспользовавшись предложением, Кирпичников поспешил убраться из комнаты Кунигунды. «Только мне и дела, что посещать тебя по ночам, избалованная девчонка», – мысленно произнес он, шагая по коридору. Через минуту после того, как пролетарий оказался у себя, к нему вошел фон дер Пшик:
– У меня для вас приятные новости, Зиммель, – сообщил он. – Удалось связаться с вашей матерью. Через пару дней она прибудет сюда. И зачем было говорить, будто у вас нет никаких родственников?
Выбора не было. Вернее, он был, но очень непривлекательный: дождаться матери Курта, быть разоблаченным и оказаться в застенках фашистских палачей либо бежать, причем бежать прямо сейчас. Конечно, имелся еще один вариант: выждать до завтра. Но в итоге все равно следовало выбирать: или самоубийственное бездействие, или побег, каким бы рискованным он ни был.
Тихо дожидаться своей гибели было не во вкусе Кирпичникова. План побега возник у него немедленно, сам собой, как будто был услужливо подсунут кем-то в пролетарскую голову. Пробраться к Кунигунде, вытащить из шкапа военную форму (не в пижаме же убегать!) и вылезти через окно. Сколько ни мучайся, ничего другого все равно не измыслишь.
И надо же было этой испорченной девчонке влюбиться в Краслена! Надо же было ей назначить свидание именно в эту ночь! Кирпичникова ждали к часу – он решил выждать до двух. Потом до трех. В три побоялся, что буржуазка уснула еще недостаточно крепко. Полчетвертого замучался валяться, встал, отворил скрипучую дверь. Задержался на пару минут, прислушивась, не проснулся ли кто-нибудь. Потом проскользнул в коридор, и, стараясь ступать как можно тише, отправился к Кунигундиной комнате.
Дверь в девичью отворилась легко и без скрипа. Внутри все было отлично – тишина, темнота, никаких признаков движения. «Слава Труду, она спит! – подумал Краслен. – Ладно, в конце концов, из этой нелепой влюбленности я тоже извлек что-то полезное. Знаю, где хранится лишний комплект формы, и на ощупь смогу найти шкап».
68 
