Особенно,... 
100 
— Я вышла замуж, — признаюсь я.
Поскольку Макс не платил мне алименты, не было веских причин ему об этом сообщать. Секунду он кажется сбитым с толку. Потом его глаза расширяются.
— Ты намекаешь, что вы с…
— Ванессой, — подсказываю я. — Да.
— Боже! — Макс начинает ерзать, отодвигаясь от меня на каменной скамье на несколько сантиметров. — Я… просто… не думал, что все настолько… реально.
— Реально?
— Я хочу сказать, серьезно. Я решил, что это просто очередная попытка вырваться из прежней жизни.
— Ты имеешь в виду, нечто сродни твоему алкоголизму?
Я жалею об этих словах, как только они слетают с моих губ. Я здесь, чтобы заручиться поддержкой Макса, а не для того, чтобы настроить его против себя.
— Прости. Не следовало этого говорить.
У Макса такой вид, как будто его сейчас стошнит.
— Я рад, что ты сказала мне об этом сама. Было бы жестоко услышать это из уст сплетников.
На мгновение мне становится его даже жалко. Могу представить, какие неприятные отзывы он услышит обо мне от своих новых братьев по вере.
— И это не все, — сглатываю я стоящий в горле ком. — Мы с Ванессой хотим завести настоящую семью. Ванесса молодая и здоровая женщина, и нет причин, по которым она бы не смогла родить ребенка.
— Мне приходит на ум одна очень веская, — возражает Макс.
— Откровенно говоря, именно поэтому я здесь. — Я делаю глубокий вдох. — Для нас было бы чрезвычайно важно, если бы ребенок, которого родит Ванесса, был биологически моим. У нас после последней попытки ЭКО осталось три эмбриона. Я бы хотела, чтобы ты дал согласие на их подсадку.
Макс вскидывает голову.
— Что-о?
— Понимаю, слишком много новостей для одного раза…
— Я же сказал тебе, что не хочу быть отцом!
— А я тебя и не прошу. Без каких-либо обязательств, Макс. Мы подпишем все, чтобы гарантировать тебе это. Мы не рассчитываем, что ты каким-то образом будешь поддерживать этого ребенка — ни деньгами, ни фамилией, ничем. Ты не будешь нести за него ответственности, не будешь связан никакими обязательствами, если нам повезет и он родится. — Я смотрю ему в глаза. — Эти эмбрионы… они уже существуют. Они просто ждут. Сколько? Пять лет? Десять? Пятьдесят? Ни один из нас не хочет их уничтожать, а ты уже сказал, что не хочешь иметь детей. Но я хочу! Я так сильно хочу иметь детей, что становится больно.
— Зои…
— Это мой последний шанс. Я слишком стара, чтобы пережить очередной цикл искусственного оплодотворения и вырастить еще несколько яйцеклеток с анонимным донором спермы. — Дрожащими руками я достаю из сумочки форму отказа, которую нам дали в клинике. — Пожалуйста, Макс! Я умоляю тебя!
Он берет лист бумаги, не глядя на него. На меня он тоже не смотрит.
— Я… я не знаю, что должен ответить.
«Знаешь, — понимаю я. — Только не хочешь говорить».
— Ты подумаешь? — спрашиваю я.
Он кивает. Я встаю.
— Я очень ценю это, Макс. Знаю, ты этого не ожидал… — Я делаю шаг назад. — Давай я тебе позвоню. Или ты мне.
Он кивает, складывает лист пополам, потом еще раз и засовывает в задний карман брюк. Неужели даже читать не станет? А если он разорвет его на мелкие клочки и втопчет в грязь? А если выстирает вместе с джинсами и не сможет разобрать слов?
Я направляюсь к обочине, где оставила машину, но Макс окликает меня.
— Зои, — кричит он вслед, — я продолжаю за тебя молиться! Так и знай.
Я поворачиваюсь к нему лицом.
— Макс, мне твои молитвы ни к чему, — отвечаю я. — Мне нужно твое согласие.
Фонограмма 1 «Ты дома» Фонограмма 2 «Дом на улице Надежды» Фонограмма 3 «Бегущая от любви» Фонограмма 4 «Последняя» Фонограмма 5 «Выходи за меня замуж» • Фонограмма 6 «Вера» Фонограмма 7 «Русалка» Фонограмма 8 «Обычная жизнь» Фонограмма 9 «Там, где ты» Фонограмма 10 «Песня Самми»
Макс
Иногда Господь меня просто бесит.
Я первый готов признать, что у меня не самый острый ум, и я никогда не считал себя провидцем, чтобы понять, что же Всевышний припрятал в рукаве, но бывают ситуации, когда я совершенно не могу представить, о чем вообще думал Господь.
Например, когда узна´ю, что в школе расстреляли нескольких учеников.
Или когда налетает ураган, который сметает целые города.
Или когда Элисон Герхарт, красивой девушке двадцати с лишним лет, которая училась в университете Боба Джонса и имела самое сладкоголосое сопрано в церковном хоре, которая ни дня в жизни не курила, ставят диагноз «рак легких», и несчастная сгорает за месяц.
100 
