— Макс! — повторила Лидди, и я очнулся. — Нельзя спать на улице, — сказала она, — замерзнешь до смерти.
Она села рядом — облако кружевной хлопчатой ночной сорочки.
— Чем вы там вдвоем занимались? Листали книжки с именами?
— Нет, — ответила Лидди. Она подняла глаза к небу. — Я размышляла.
— О чем тут размышлять? — спрашиваю я. — Такие хорошие новости.
Лидди едва заметно улыбнулась.
— Именно это и означает слово «евангелие». Распространение добрых новостей об Иисусе.
— Ты прости, — извинился я и попытался встать, — но я сейчас не в настроении обсуждать Библию.
Она продолжала, как будто не слышала моих слов:
— Знаешь величайшую заповедь Библии, знаешь? «Возлюби ближнего своего».
— Отлично, — кисло ответил я. — Рад слышать.
— Господь не делал исключений, Макс, — добавляет Лидди. — Он же не говорил, что мы должны возлюбить только девяносто восемь процентов своих ближних… а ненавидеть тех, кто слишком громко слушает музыку, или тех, кто всегда заезжает на твою лужайку. Или тех, кто голосует за Ральфа Нейдера, или с головы до ног покрыт татуировками. Возможно, иногда мне не очень хочется любить ближнего, чья собака сожрала мои цветы, но Господь говорит, что у меня нет выбора.
Она протянула руку, и я помог ей подняться.
— Если есть условия — это уже не любовь, — добавляет она. — Вот о чем я размышляла.
Я опускаю глаза на наши сцепленные руки.
— Лидди, я не знаю, что делать, — признался я.
— Знаешь, — ободрила она. — Поступай как должно.
По иронии судьбы нам приходится подписывать договор. О том, что полученная Клайвом информация не будет обнародована ни истцом, ни церковью, равно как и не станет в будущем предметом обсуждения. Пастор Клайв подписывает соглашение, которое пишет Уэйд Престон на листке линованной бумаги. Судья просматривает его и объявляет меня единоличным опекуном трех замороженных эмбрионов.
К этому моменту в зале уже пусто. Все стоят снаружи, ждут, пока я появлюсь на крыльце здания суда с широкой улыбкой и стану благодарить Господа за исход этого дела.
— Ну-с, — улыбается Уэйд, — по всей видимости, здесь я свою работу закончил.
— Значит, они мои? На сто процентов мои по закону? — спрашиваю я.
— Верно, — подтверждает Уэйд. — Можешь делать с ними все, что захочешь.
Зои сидит за столом ответчика. Она в центре цветника, в окружении своей матери, адвоката и Ванессы. Анжела протягивает ей очередную салфетку.
— Знаешь, сколько понадобится адвокатов Макса, чтобы оштукатурить стену? — пытается она подбодрить Зои. — Все зависит от того, насколько сильно их размазывать.
Жаль, что это приходится делать именно так, но я не вижу альтернативы. Уэйд мог припрятать еще один козырь в рукаве. Правда в том, что не этого я добивался. В какой-то момент все стало крутиться вокруг политики, религии, закона. В какой-то момент речь перестала идти о людях. О Зои, обо мне, об этих детях, которых мы когда-то хотели завести.
Я подхожу к своей бывшей жене. Ее свита расступается, и мы оказываемся лицом к лицу.
— Зои, — начинаю я, — прости…
Она смотрит на меня.
— Спасибо за сочувствие.
— Ты не дала мне закончить. Прости, что тебе пришлось пройти через это.
Ванесса придвигается ближе к Зои.
— Их ждет счастливая жизнь, — констатирует Зои, но это звучит скорее как вопрос. — Ты об этом позаботишься?
Она плачет. Ее трясет от попытки держать себя в руках.
Я бы обнял ее, но теперь это привилегия другого человека.
— Самая счастливая, — обещаю я и протягиваю ей бумаги, которые мне только что передал Уэйд Престон. — Именно поэтому я отдаю их тебе.
Фонограмма 1 «Ты дома» Фонограмма 2 «Дом на улице Надежды» Фонограмма 3 «Бегущая от любви» Фонограмма 4 «Последняя» Фонограмма 5 «Выходи за меня замуж» Фонограмма 6 «Вера» Фонограмма 7 «Русалка» Фонограмма 8 «Обычная жизнь» Фонограмма 9 «Там, где ты» • Фонограмма 10 «Песня Самми»
Саманта
Существует множество вещей, которые Самми в свои шесть лет знает точно.
Кажется, что при виде арахисового масла ее собака Олли умеет разговаривать.
Ночью ее плюшевые игрушки оживают. А как еще объяснить то, что они передвигаются по ее кровати, пока она спит?
Объятия мамы Зои — самое безопасное место на свете.
Когда она скакала на плечах у мамы Нессы, то на самом деле коснулась солнца. Она точно это знает, потому что обожгла большой палец.