— Выбраковали? Что это значит? — спрашивает Анжела.
— Как мне объяснили доктора, у таких эмбрионов мало шансов привести к желательной беременности, поэтому их решают не сохранять.
— Понятно. На этот раз вы забеременели?
— Да, — отвечаю я. — Через несколько недель случился выкидыш.
— Что произошло потом?
— Когда мне исполнилось тридцать семь, мы прошли еще одну процедуру ЭКО. На этот раз у меня собрали двенадцать яйцеклеток. Шесть успешно оплодотворили. Две подсадили мне, две заморозили.
— Вы забеременели?
— Да, но на сроке восемнадцать недель случился выкидыш.
— Вы продолжали прибегать к ЭКО?
Я киваю.
— Мы использовали два замороженных эмбриона для очередного цикла. Один подсадили, второй погиб при разморозке. Беременность не наступила.
— Сколько вам тогда было лет?
— Тридцать девять. Я понимала, что у меня осталось не так много времени, поэтому мы наскребли денег на новый цикл ЭКО. Когда мне было сорок, у меня вырастили десять яйцеклеток. Семь оплодотворили. Из этих семи три мне подсадили, три заморозили, а одну выбраковали. — Я поднимаю глаза. — Я забеременела.
— И?
— Я была самой счастливой женщиной на земле, — негромко призналась я.
— Вам был известен пол ребенка?
— Нет. Мы хотели, чтобы это было сюрпризом.
— Вы слышали, как малыш шевелился у вас внутри?
Даже сейчас ее вопрос вызывает в памяти эти неспешные перевороты, эти ленивые, смягченные околоплодной жидкостью кульбиты.
— Да.
— Вы не могли бы описать, что испытывали, когда носили ребенка?
— Я наслаждалась каждой минутой своей беременности, — отвечаю я. — Этого я ждала всю жизнь.
— Как Макс отреагировал на вашу беременность?
Она говорила, чтобы я не смотрела на него, но мой взгляд словно магнитом притягивает к Максу, который сидит скрестив руки. Сидящий рядом с ним Уэйд Престон время от времени что-то черкает в своих бумагах дорогой авторучкой «Монблан».
«Как мы до этого докатились? — удивляюсь я, глядя на Макса. — Почему я не предвидела этой беды, когда смотрела в твои глаза и клялась быть с тобой вечно? Почему не предвидела, что однажды полюблю другого человека? Почему не предвидела, что однажды ты возненавидишь меня за то, кем я стала?»
— Он тоже радовался, — говорю я. — Частенько прикладывал наушники от плеера к моему животу, чтобы ребенок мог слушать его любимую музыку.
— Зои, вы доносили ребенка до срока? — задает Анжела следующий вопрос.
— Нет. На сроке двадцать восемь недель что-то пошло не так. — Я поднимаю глаза на своего адвоката. — Я как раз была на вечеринке, когда у меня начались сильные схватки и открылось кровотечение. Обильное. Меня тут же отвезли в больницу, подключили к монитору. Врач не смогла расслышать сердцебиение плода. Привезли аппарат УЗИ и минут пять — которые мне показались пятью часами! — обследовали меня на этом аппарате. Наконец мне сообщили, что отслоилась плацента. Ребенок… — Я сглатываю. — Ребенок умер.
— И что потом?
— Пришлось вызывать роды. Мне дали лекарство, чтобы начались схватки.
— Макс был с вами?
— Да.
— О чем вы в тот момент думали?
— Что это какая-то ошибка, — признаюсь я, глядя на Макса. — Что сейчас я рожу ребенка и врачи, когда он появится, суча ножками и плача, увидят, что ошибались.
— Что произошло, когда родился ребенок?
— Он не сучил ножками. И не плакал. — Макс опускает глаза. — Он был совсем крошечный. На нем даже жир не нарос, он был совсем не похож на других новорожденных. У него еще не появились ногтики и не отросли реснички, но он был само совершенство. Он был невероятно совершенный и такой… такой недвижимый. — Я ловлю себя на том, что подаюсь вперед и упираюсь в трибуну руками, словно в ожидании, и заставляю себя сесть на место. — Мы назвали его Даниэлем. Его останки мы развеяли над океаном.
Анжела подходит ко мне.
— Что произошло после смерти вашего сына?
— У меня возникли осложнения. Когда я встала, чтобы сходить в туалет, у меня закружилась голова, я стала задыхаться. Начались боли в груди. Оказалось, что у меня после родов в легких образовался тромб. Мне стали колоть гепарин, а после анализа крови врачи выяснили, что у меня врожденная патология, нарушена свертываемость крови, говоря простыми словами, у меня склонность к образованию тромбов, а беременность лишь усугубила мое состояние. Но первым моим вопросом был вопрос о том, смогу ли я иметь детей.