* * *
Под сытную закуску Илья Глызин опустошил почти весь штоф водки. Когда, наконец, почувствовал, что голова уже изрядно кружится, а прислуживающий халдей начал слегка двоиться, он расплатился и, заметно пошатываясь, вышел на улицу. Холодный весенний ветер несколько привёл его в чувство.
– Эх, а легче всё равно не стало… Только голова потяжелела, – констатировал с горечью Илья Иванович.
…Поравнявшись с парадной, Илья увидел только что подъехавший экипаж, из которого вышла Анастасия.
– Илья! – всплеснула руками Анастасия. – Боже мой, что за вид? Ты пьян?!
– Я отобедал в «Ренессансе», – признался Илья. – Ну, и выпил, конечно…
– Это за версту видно! А я, между прочим, ехала к тебе по очень важному делу! И о чём теперь с тобой можно говорить?! – негодовала купчиха.
– Мне надо прилечь… Что-то спать очень хочется, – Илья раскатисто зевнул.
Анастасия подхватила любовника под руку и буквально на себе поволокла в парадную:
– Идём, горе ты моё…
Консьерж смерил припозднившуюся парочку удивлённым взглядом: он ещё ни разу не видел господина Глызина в столь удручающем состоянии.
Анастасия помогла Илье раздеться, после чего уложила на диван и накрыла пледом. Сама же разместилась в кресле напротив.
– Вот и поговорили… – тяжело вздохнула она.
Купчиху, всерьёз озаботившуюся, что муж приведёт свои угрозы в исполнение, одолели греховные мысли: «Избавляться надобно от Василия! И чем скорее, тем лучше… Зато стану почтенной вдовой, буду делать, что захочу… Может, даже замуж за Илью выйду…»
Анастасия Николаевна придирчиво взглянула на мирно похрапывающего любовника. «А может, и не выйду… Толку-то от него? В любви-то, конечно, хорош, да только во всём остальном ничего ведь путём сделать не может…»
* * *
Василий Глызин, вняв давним просьбам Матильды, впервые остался у неё на ночь. Возвращаться домой и лицезреть коварную супругу ему совершенно не хотелось, желания появляться в конторе и затевать там очередные баталии с младшим братцем тоже не было. Признаться, Василий Иванович и сам сейчас не знал, чего именно хочет…
Ночью, насладившись любовными ласками Матильды и дождавшись, покуда та, утомлённая, заснёт, Глызин-старший задумался о будущем: «Вести общее дело с братом будет теперь трудновато. Неужто придётся уступить и разделить капитал? Ну, уж нет! Никогда! Или всё-таки есть резон разделить? Плюнуть на всё, продать бриллиант да махнуть с Матильдой за границу?! А что потом, когда деньги закончатся? Для красивой жизни много надобно…»
Так и не придя ни к какому решению, под утро Василий заснул. И почти сразу на него навалился тяжёлый сон…
Снилось Василию, что он – молодой хорунжий, рядом – брат Илья… Оба, при полной казачьей амуниции и сидя верхом на лошадях, обозревают с холма окрестности. Вдруг, откуда ни возьмись, в поле зрения появилась богатая карета: четыре отменные лошади неслись во весь опор со стороны леса…
– Гляди-ка, Илья, аристократы французские пожаловали… Сейчас мы им пёрышки-то пощиплем!
– Что ты задумал? – услышал он вопрос брата, но оставил его без ответа.
Василий бросился наперерез карете, на ходу со всей силы метнув в её сторону пику. Пика попала точно в дверцу кареты.
Пришпорив своего вороного, Василий быстро спустился с холма и ухватился за дверцу, но… неожиданно изнутри показалась женская рука с пистолетом! Раздался выстрел… Однако не успел ещё даже рассеяться пороховой дым, а Василий уже благополучно взобрался на крышу кареты, откуда двумя взмахами черкесской сабли[18] обезглавил кучера и форейтора[19]. Их головы скатилась под ноги лошадям… Выхватив из-за пояса пистолет, Василий выстрелил в крышу кареты, затем умело осадил лошадей. Те встали, как вкопанные…
– Ты не ранен? – забеспокоился подоспевший Илья.
– Бог миловал! – ответил ему Василий и, выставив саблю вперёд, отворил дверцу кареты.
К безмерному его удивлению, из кареты выпала… окровавленная женщина. Она была мертва.
– Ух, стерва французская! Вот уж не думал, что здешние мадамы стрелять умеют! – возбуждённо воскликнул Василий.
Илья подошёл к женщине и со словами: «Красивая была!» сорвал с её шеи золотой медальон.
– Да всё сымай, не мешкай! – рявкнул на него Василий. – А я пока в карете осмотрюсь – мадам, небось, не порожняком ехала…
…Василий в ужасе проснулся.
– Ох, Матерь Божья! – суетливо перекрестился он. – Отродясь таких снов не видывал… Словно как наяву… Ох, не к добру это, ох, не к добру…