125 
Когда Джордан закончил рассказывать, Крис забарабанил по столу.
— Тридцать лет… — упавшим голосом произнес он, несмотря на то что изо всех сил пытался сохранять хладнокровие. Он посмотрел на адвоката. — Сколько вам лет?
— Тридцать восемь, — ответил Джордан, отлично понимая, к чему приведет этот разговор.
— Это… целая жизнь, — сказал Крис. — Вдвое больше, чем мне сейчас.
— Но все же, — возразил Джордан, — практически вдвое меньше пожизненного. И возможность освободиться досрочно.
Крис встал и подошел к окну.
— Как мне поступить? — негромко спросил он.
— Я не могу тебе сказать, — ответил Джордан. — Я уже говорил: ты для себя должен решить три вопроса. И один из них: предстанешь ты перед судом или нет.
Крис медленно повернулся.
— Если бы вам было восемнадцать лет, на моем месте… как бы вы поступили?
На лице Джордана заиграла улыбка.
— У меня был бы такой же офигенный адвокат?
— Разумеется, — засмеялся Крис. — Ни в чем себе не отказывайте.
Джордан встал и сунул руки в карманы.
— Я не стану заверять тебя, что победа — дело решенное, потому что это не так. Но не стану и пугать, что наше дело труба. Хотя могу сказать, что если ты признáешь себя виновным, то проведешь тридцать лет за решеткой, задаваясь одним и тем же вопросом: а если бы мы выиграли дело?
Крис кивнул, но ничего не ответил, просто смотрел на заснеженные поля за окном тюрьмы.
— Не нужно решать прямо сейчас, — добавил Джордан. — Все хорошо обдумай.
Крис прикоснулся ладонями к холодному стеклу, оставляя на нем таинственные тени.
— Когда начнется суд?
— Седьмого мая, — ответил Джордан. — Выбирают присяжных.
Плечи Криса задрожали. Джордан подошел к нему, решив, что известие о том, что в тюрьме придется просидеть еще три месяца, стало последней каплей. Но прикоснувшись к плечу подзащитного, понял: Крис смеется.
— Вы суеверны? — спросил Крис, вытирая глаза.
— А что?
— Седьмого мая у Эмили день рождения.
— Шутишь? — изумился Джордан.
Он попробовал представить, как поступит Барри Делани, когда сложит два и два. Может, черт побери, вкатит в зал суда торт из мороженого, чтобы угостить присяжных, пока будет выступать со вступительной речью. Он изо всех сил пытался придумать ходатайство, которое нужно подать, или свидетеля, которого необходимо пригласить, чтобы отсрочить начало слушания. Он раздумывал, станет ли потакать защите Пакетт.
— Дерзайте, — заявил Крис так тихо, что сначала Джордану показалось, будто он ослышался.
— Что-что?
— Сделка о признании вины… — Крис скривил губы. — Пусть катятся с ней ко всем чертям!
Никакими писаными правилами не запрещалось Гас и Майклу рассказывать о своих еженедельных встречах, но они продолжали обедать тайком (все равно что скрывать улыбку на похоронах), украдкой пробираясь в закусочную, как будто пересекали вражескую границу. В известном смысле так и было: велась война, и они легко могли оказаться лазутчиками, которые искали утешения у человека, имеющего все причины предать тебя, как только повернешься к нему спиной. С другой стороны, они в прямом смысле могли стать друг для друга спасательным кругом.
— Привет! — выдохнула Гас, опускаясь за столик, и улыбнулась Майклу, который листал заламинированное меню. — Как у него сегодня дела?
— Нормально, — ответил Майкл. — Ждет, когда ты придешь.
— Он до сих пор болеет? — спросила Гас. — На прошлой неделе он ужасно кашлял.
— Сегодня намного лучше, — успокоил ее Майкл. — Ему дали микстуру от кашля.
Гас разложила на коленях салфетку. При виде Майкла у нее по телу пробегал холодок, как у влюбленной школьницы. Она была знакома с Майклом двадцать лет, но лишь сейчас по-настоящему начала его узнавать, как будто случившееся изменило не только ее восприятие окружающего мира, но и людей, его населяющих. Почему раньше она не замечала, что голос Майкла так легко может успокоить? Что у него такие сильные руки, такие добрые глаза? Что он слушает ее так, будто вокруг больше никого нет?
Гас в полной мере и даже с некоторым чувством вины осознавала, что разговоры, которые она ведет с этим человеком, она должна вести со своим мужем. Джеймс все еще отказывался говорить о сыне, как будто само имя Криса и выдвинутые против него обвинения были огромной черной летучей мышью, которую стоит лишь освободить — и она расправит свои крылья, станет кричать и больше никогда не вернется туда, откуда ее выпустили. Гас с нетерпением ждала этих субботних встреч, проходивших в часы посещений в Графтонской тюрьме, потому что был человек, с которым она могла поговорить.
125 
