Особенно,... 
96 
– Ты же сказала, что можно рисовать пальцами, – сказал один мальчик.
– Но не на полу же! И не едой! Я бы проводила вас, – сказала она уже мне, – но…
– …нужно разрешить критическую ситуацию?
Она улыбнулась.
– Йен в сарае, идите прямо туда. – Она взяла мальчиков на руки и потащила к раковине. – А вам сначала нужно помыться. Папу будете мучить после.
Я направился по тропинке к сараю. Мне не суждено было иметь детей, я это знал. Любовь к Богу, которой наделен священник, настолько всеобъемлюща, что должна исключить человеческую тягу к созданию семьи: Иисус был моими родителями, братьями, сестрами, детьми – всем. Однако если Фома не ошибся и мы все подобны Господу, а не наоборот, тогда все люди обязаны обзаводиться потомством. У Бога же был Сын – и Он пожертвовал Им. Любой отец, чей ребенок уезжал учиться в другой город, женился или съезжал в отдельную квартиру, понимал эту часть Библии лучше, чем я.
Приблизившись к сараю, я услышал жуткие звуки, как будто внутри расчленяли кошек или забивали телят. Охваченный паникой (а вдруг Флетчер ранен?), я распахнул дверь и обнаружил там девочку-подростка, играющую на скрипке.
Играющую очень плохо.
Она отняла скрипку от подбородка и установила ее на бедре.
– Не понимаю, почему я должна упражняться в сарае.
Флетчер вытащил из ушей затычки.
– Что-что?
Она закатила глаза.
– Ты вообще слышал мою пьесу?
Флетчер ответил не сразу.
– Ты же знаешь, что я тебя очень люблю. – Девочка кивнула. – Ну, скажем так: если бы поблизости сегодня ошивался Бог, заслышав твою игру, он бы дал такого деру, что только пятки бы засверкали.
– Прослушивания уже завтра, – сказала она. – Что мне делать?
– Может, попробуешь сыграть на флейте? – предложил Флетчер и обнял девочку в утешение. Обернувшись, он заметил меня. – Вы, должно быть, Майкл Райт? – Он пожал мне руку и представил девочку: – Это моя дочь Фэйт.[25]
Фэйт тоже пожала мне руку.
– А вы слышали, как я играю? Я действительно никудышная скрипачка?
Я замешкал с ответом, но на выручку пришел сам Флетчер.
– Солнышко, не нужно ставить священника в неудобное положение. Ему придется соврать, а потом целый день торчать в исповедальне. Кажется, сейчас твоя очередь нянчиться с дьяволятами, – усмехнулся он.
– Нет, я точно помню, что твоя! Я сидела с ними все утро, пока мама работала.
– Десять баксов, – сказал Йен.
– Двадцать, – возразила Фэйт.
– По рукам.
Она положила скрипку в футляр.
– Приятно было познакомиться, – сказала она мне и ушла в сторону дома.
– У вас прекрасная семья, – сказал я Флетчеру.
Он рассмеялся.
– Внешность бывает обманчива. Провести целый день с Каином и Авелем – это такой новый способ контрацепции.
– Их зовут…
– На самом деле нет, – улыбнулся Флетчер. – Но я их так называю, когда Мэрайя не слышит. Идемте ко мне в кабинет.
Мы миновали генератор, снегоуборочную машину и две заброшенные конюшни, пока наконец не подошли к массивной двери соснового дерева. За ней, к моему удивлению, оказалась готовая комната с обшитыми вагонкой стенами и двумя этажами книжных полок.
– Должен признать, – сказал Флетчер, – представители католического клира меня посещают нечасто. Среди моих читателей католики, мягко скажем, не преобладают.
Я уселся в кожаное кресло.
– Могу представить.
– Тогда что же делает пристойный священник в доме такого смутьяна, как я? Мне следует ожидать разъяренной обличительной статьи в журнале «Кэтлик Эдвокэт»? За вашим, разумеется, авторством.
– Нет… Я пришел к вам скорее за информацией.
Я подумал о том, сколько всего придется выложить Йену Флетчеру. Конфиденциальность в отношениях между священником и прихожанином так же свята, как между врачом и пациентом, но нарушу ли я ее, повторив слова Шэя, которые можно прочесть в Евангелии двухтысячелетней давности?
– А вы ведь раньше были атеистом, – решил я сменить тему.
– Ara, – улыбнулся Флетчер. – И очень, доложу вам, одаренным. Уж можете поверить мне на слово.
– И что же произошло?
– Я познакомился с человеком, который вынудил меня поставить под сомнение все, что я якобы знал о Боге.
– Вот поэтому, – сказал я, – я и пришел в дом такого смутьяна, как вы.
96 
