Ирина прямо как есть в шортах и футболке вошла в воду, по телу пробежала приятная прохлада. Она еще раз осмотрелась: соседи купались почти всей семьей, кроме немощной бабушки, разумеется, полностью погрузилась в воду, окунувшись с головой.
Вынырнув, Ирина увидела прямо перед собой Ингу, соседку-подругу и бывшую одноклассницу.
– Приветик! – бодренько воскликнула Инга.
– И тебе того же… – ответила Ирина.
– Ну что кролем или брасом? – не унималась соседка.
– А чем хочешь!
И женщины плюхнувшись в воду, поплыли… Наконец, Ирина устала.
– Все не могу больше, давай обратно к берегу… – задыхаясь, сказала она.
– В очередной раз убеждаюсь: пловчиха из тебя никудышная… – не преминула уколоть Инга.
Ирина фыркнула и погребла к берегу. Женщины вышли из воды и расположились на отдых.
– Ну что новенького? – отдышавшись, поинтересовалась Ирина.
– Да хреново все… – ответила соседка. – Санаторий для детей-инвалидов, в котором я работаю продали какому-то толстосуму.
Ирина округлила глаза: новость неприятная! И так все вокруг местные власти распродали! Лес весь попилили да финам со шведами продали! Теперь одни пеньки из земли торчат! Где он красивый карельский лес? А когда-то в здешних местах росли священные сосновые рощи, в которых их предки калевальцы, взявшись за руки, исполняли древние руны.
Когда-то в девятнадцатом веке под одной из таких священных сосен калевальские старики пели Леннроту, собирателю рун и создателю легендарной «Калевалы». После чего сосну эту люди стали называть Сосной Леннрота – по имени человека, сохранившего для людей калевальские сказания. А в давние времена был в Калевала мыс, густо поросший соснами. Самая старая сосна как раз и была той самой, под которой собирались руны. Когда построили плотину на реке Куйто, воды начали размывать песчаные берега, а после того, как здешний песок понадобился для строительства, и вовсе вековые сосны погибли.
По легенде во время войны снаряд ранил старейшую сосну, а ветер и вовсе одолел раненное дерево. Так, практически незаметно ни для кого, чуть было не погибла легендарная сосна Леннрота, но нашлись люди, которые сумели спасти дерево. Они перенесли ее к Дому культуры и укрепили. Затем сосна потеряла крону, но остался крученый ствол, отполированный ветрами, стоит он и поныне зацементированный в землю и серебрится в лучах солнца.
…Ирина тяжело вздохнула: местные власти творят что хотят! Полный беспредел! Каждый маломальский чиновник чувствует себя в своем кожаном кресле местечковым князьком! И теперь вот и до детей-инвалидов добрались…
– Чего делать будешь? – участливо поинтересовалась Ирина.
Инга пожала плечами.
– Говорят, калевальская типография, где муж работает, тоже закроется. Заказов, видишь ли, нет… Остается только одно: либо с голода сдохнуть, либо уезжать отсюда…
– А куда уезжать? Где нас ждут? – с сарказмом поинтересовалась Ирина.
– Нас в Петрозаводск родственники зовут. У них там свой небольшой бизнес. По-крайней мере, хоть какие-то деньги… Да и работать не у чужих людей.
– М-да… – протянула Ирина. – Скоро здесь вообще никого не останется… Санаторий продали, типография закроется со дня на день, промкомбинат и леспромхоз ликвидировали еще пять лет назад. Жилкомхоз и Калевальская электросеть обанкротились… Говорят, в нашем районе самая высокая безработица по Карелии.
– Да наверняка! – Поддержала Инга. – Ты-то никуда уезжать не собираешься?
Ирина пожала плечами.
– Не знаю… Не думала пока… Дочери надо хотя бы девять классов закончить…
– А дальше что? Ты подумай только: что дальше? Ей же здесь ничего не светит! Учится твоя дочь где дальше будет? А работать потом? Замуж за кого выйдет? Мужики-то спились все подчистую!
Ирина тяжело вздохнула – она не знала, что ответить Инге. А та была абсолютно права.
Ирина вернулась в дом, сняла мокрую одежду, повесила ее сушиться, а сама, как есть, нагишом, упала на кровать.
– Ну что за жизнь такая?! – Рассуждала она вслух. – Мужа нет… Зарплата мизерная… Перспектив никаких… А с дочерью что делать? Пропадет она здесь… И правда надо уезжать…
В семь утра Ирина привела себя в порядок, позавтракала и отправилась на работу в детский садик. Это был один из немногочисленных садиков на весь город. Пять садиков закрыли, потому что они некогда принадлежали предприятиям, ныне обанкротившимся. Теперь три садика пустовали, окончательно разрушаясь, а два еще как-то существовали за счет городского бюджета.