Последние отзывы

  85  

– А-а, – протянул майор.

– Так как прикажите? Отправить её обратно: ведь забьют ироды!

Ламанский задумался.

– А что девка – хороша собой?

– Точно так-с, ваше благородие, очень хороша, и очень молода, – уточнил ефрейтор.

– И документов при себе, конечно, не имеется? – поинтересовался Ламанский.

– Нет-с…

– Ладно, отправь её в женский барак. Пусть помогает по хозяйству. Там посмотрим, что делать с этой лесной нимфой. Да присмотри за ней – раз больно молода.

– Слушаюсь, ваше благородь…

* * *

Любава, привыкшая с малолетства к тяжёлому крестьянскому труду, восприняла дозволенную помощь по хозяйству, как избавление от прошлого и старалась выполнять свои обязанности на совесть. Каторжанки, быстро сориентировавшись, определили новенькую на постирочные работы, которых было в избытке. Та же не роптала, ловко управляясь с робами заключённых, что почище – от солдат или офицеров, каторжанки стирали сами.

Любава целыми днями проводила у речки, благо, что дни становились длиннее и теплее. Ефрейтор только диву давался: и скромна, и красива, и работящая: чем не жена?

Прошёл почти месяц, Ламанский же не спешил решить участь «лесной нимфы» и та, смирившись со своей судьбой, продолжала стирать грязные робы, стерев руки почти до крови.

Однажды, в середине июня, Варвара, томимая печалью о Сигизмунде, решила искупаться в речке, дабы отвлечься от скорбных мыслей. Она чувствовала, что Прасковья и Даша надоели Ламанскому и, скорее всего, он отошлёт их обратно в Акатуй, она же боялась, что эта участь постигнет и её – и прощай тогда любимый.

Когда она подошла к Каре, Любава выливала в речку подмылье[52] из деревянного корыта.

– А это ты, говорят, из староверов будешь? – поинтересовалась Варя у девушки, та кивнула. – Не больно ты разговорчива, я смотрю…

Любава оторвалась от работы и посмотрела на Варвару.

– А вы – из дома майора будете?

– Из него… А ты почём знаешь? Хотя, чего я спрашиваю: про это все ведают, вплоть до последнего солдата.

– Не обижает он вас? – поинтересовалась девушка.

Варвара удивилась подобному вопросу.

– А ты чего интерес к майору проявляешь?

– Да нет, – ответила Любава, отжимая холщёвые штаны. – Просто хочу знать: как это без любви-то происходит?

Варвара разъярилась:

– Молода ещё интересоваться! Небось, сама-то не захотела без любви, раз сбежала из дома? Вот взяла бы и попробовала – спрашивать потом не пришлось!

– Вы не серчайте на меня, я не со зла, – примирительно сказала девушка. – Просто надоела стирать: изо дня в день одно и тоже, почитай, скоро месяц. Сначала я радовалась, что начальник острога меня не выгнал. А теперь даже не знаю… Сплю с каторжанками в бараке на жёсткой кровати, ем пустые щи, стираю от зари до зари. А как зимой буду стирать? Руки-то заиндевеют…

Варвара пожалела девушку и поинтересовалась:

– А из мужиков тебе никто не приглянулся?

Любава зарделась, и чего Варвара сразу сделала вывод:

– Ага, стало быть, я попала прямо в яблочко! А он чего?

Любава пожала плечами и продолжила стирку.

– Да ничего: считает меня дикаркой.

– А кто такой?

– Афанасий Иванович…

– Это наш бравый ефрейтор? – Варвара рассмеялась. – Да… Впрочем, мужик – что надо: не злобливый, к каторжанкам с пониманием относится. Ты дай ему понять, что небезразличен он тебе.

– Не умею я. В ските таким премудростям не учат.

– Ну, был же у тебя жених: как его?.. Васятка кажется… А с ним-то как объяснялась? – полюбопытствовала Варя.

– Никак. Мы с ним с малолетства знались. Да и не было промеж нас ничего – не успели.

– Не расстраивайся, ещё наверстаете, – попыталась утешить Варвара.

– Навряд ли… Батя его убил.

Варвара округлила глаза.

– Твой отец убил твоего же жениха?

Любава кивнула и тихо заплакала.

…Искупавшись в Каре, Варвара направилась в казарму, дабы найти ефрейтора и поговорить с ним. Не успела она подойти к ней, как появился Афанасий Иванович собственной персоной.

– Господин хороший, – обратилась женщина, – дозвольте поговорить с вами наедине.

Ефрейтор удивился: чем же он заинтересовал сию «жрицу любви», но отказывать не стал.

– Что ж, говори, Варвара.

– Вам, Афанасий Иванович, сколько годков-то исполнилось?

– Двадцать два. А что?

– А не думали, вы, жениться?

– Тебе, девка, чего надобно? Ты – не поп, а я – не грешник, чтоб перед тобой исповедоваться. Иди лучше, а то начальство будет искать.

  85