191 
Николас заводит ее в дом, втаптывая в светлые ковры мокрую грязь. Стаскивая с плеч Пейдж пальто и вытирая ее волосы кухонным полотенцем, он разглядывает эти неопрятные следы и приходит к выводу, что они ему нравятся. Они как будто определяют проделанный им путь. Он роняет пальто Пейдж на пол. Туда же летят ее рубашка и джинсы. Каждый предмет одежды яркой кляксой шлепается на болезненно бесцветный ковер.
Николас так заворожен этими всплесками цвета в своем доме, что на мгновение забывает о Пейдж. А она дрожит, стоя перед ним в одном белье. Николас оборачивается к ней и замирает, пораженный этим новым контрастом цветов. Ее загорелая шея кажется еще темнее на фоне молочно-белой кожи груди, а на белоснежном животе чернеет родимое пятно. Если Пейдж и замечает его внимание, она ничего не говорит. Она стоит, опустив глаза и потирая ладонями скрещенные на груди руки.
— Скажи мне что-нибудь, — просит Николас. — Ну хоть что-нибудь.
Если она действительно в шоковом состоянии, то ей ни в коем случае нельзя стоять раздетой посреди холодной комнаты. Николас хочет завернуть ее в старое стеганое одеяло, но понятия не имеет, в каком чулане его искать. Он обнимает ее за плечи, и холод ее кожи начинает струиться по его позвоночнику.
Николас ведет ее наверх, в ванную. Он закрывает дверь и набирает в ванну самую горячую воду, какой только удается добиться. Облако пара тонкой дымкой затягивает зеркала. Ванна уже наполовину полна, и он расстегивает бюстгальтер Пейдж и снимает с нее трусики. Он помогает ей войти в ванну. Ее зубы стучат, от кожи поднимается пар. Сквозь прозрачную рябь воды он видит полосы растяжек у нее на животе. Они превратились в воздушно-серебристые нити, как будто от беременности и родов остались лишь смутные воспоминания.
Николас машинально берет махровую салфетку с нарисованным на ней динозавром и купает Пейдж, как привык это делать с Максом. Он начинает с пальцев ног, для чего ему приходится наклониться в ванну. Он массирует подъем стоп и поднимается по ногам, проводя салфеткой по коленям и бедрам. Он трет ее руки, живот и лопатки. Он использует выталкивающую силу воды, чтобы провести салфеткой под ее ягодицами и между ногами. Он намыливает ее грудь, и ее соски мгновенно затвердевают. Он берет кувшинчик, который обычно держит на краю ванны, и, откинув голову Пейдж назад, льет чистую воду на ее волосы. Темно-рыжие пряди на глазах превращаются в черные и блестящие.
Николас выкручивает салфетку и вешает ее на веревку сохнуть. Вода продолжает бежать в ванну, и ее уровень все повышается. Пейдж начинает шевелиться, и вода выплескивается на его рубашку и колени. Наклонившись вперед, она издает низкий гортанный звук. Ее рука протянута к резиновой уточке Макса. Ее пальцы смыкаются на ее желтой головке и оранжевом клювике.
— О боже… — шепчет она, оборачиваясь к Николасу. — О боже!
Все происходит очень быстро. Пейдж вскакивает, и Николас поднимается вместе с ней. Она обвивает руками его шею и тянет за рубашку, пока ей не удается стащить ее с него через голову. Все это время он целует ее лоб, щеки и шею. Его ладони окружают ее грудь, а ее пальцы сражаются с пряжкой ремня и молнией. Они остаются без одежды, и Николас склоняется над лежащей на белом кафеле Пейдж и ласково касается губами ее рта. К его удивлению, она запускает пальцы ему в волосы и начинает жадно целовать.
Он так давно всем телом не ощущал тело жены. Она обнимает его, окружает его. Он узнает каждый аромат и каждое касание. В прошлом он сосредоточивался преимущественно на собственных ощущениях: нарастающей тяжести в паху и замирании сердца в тот момент, когда он мог позволить себе расслабиться. Теперь он хочет только одного — сделать счастливой Пейдж. Ему не дает покоя навязчивая мысль, что это самое меньшее, что он может для нее сделать. Они так давно не были вместе.
По дыханию Пейдж Николас может контролировать ее ощущения. Он замирает и шепчет ей в шею:
— Тебе не больно?
Она смотрит на него, и Николас пытается расшифровать выражение ее лица, но все, что ему удается рассмотреть, это отсутствие страха и сожалений.
— Да, — говорит она. — Так больно, что ты и представить себе не можешь.
Они кончают вместе посреди бури яростных объятий, криков и рыданий. Они прижались друг к другу так тесно, что не могут даже шелохнуться, лишь продолжают покачиваться взад-вперед. На плече Николаса горят слезы Пейдж. Он нежно обнимает ее, а она дрожит и обволакивает его облаком любви. Утратив самоконтроль, он кричит и зовет ее. Он занимается любовью так неистово, как будто акт зачатия жизни способен отвратить смерть.
191 
