Последние отзывы

  47  

— Как раз напротив. Я полностью согласен с Тибальдом. Мы не можем больше рисковать твоей жизнью, Орианна. Я не простил бы себе, если бы с тобой что–то случилось. Поэтому тебе нужно вернуться на остров.

— Вы! … Вы сговорились! Я никуда не поеду! Это не справедливо! – Орианна вскочила на ноги и помчалась в лес.

— Вот характер. Огонь, а не девка, – усмехнулся Тибо.

— Это–то меня и беспокоит. Ее гневные вспышки с этим убеганием в виде протеста приносят немало хлопот, – проворчал я досадливо.

Тибальд усмехнулся и, потянувшись лениво, встал.

— Надеюсь, что последнее приключение не прошло для нее даром и она не умчалась на другой конец Африки. Скоро вернется. Побегает немного и придет. Пойду, прогуляюсь вдоль берега.

Я лег на все еще горячий после дневного зноя песок и принялся рассматривать бегущего по своим делам паучка.

Иша, вернувшийся из джунглей, был весел и игрив, он катался по песку, мурлыча и порыкивая. Видимо, прогулка по лесным дебрям была удачной.

Прошло уже больше часа, а Орианна не возвращалась, я начал злиться на нее.

Джунгли наполнялись звуками ночных обитателей. На смену птичьему гомону пришли крики и уханье сумеречных птиц. Крики обезьян вышедших на ночную охоту, шорохи ветвей – все сливалось в один сплошной гул. И вот среди этого гомона, где–то очень далеко, послышался испуганный крик. Кричала Орианна, и ее голос был полон ужаса.

Я бросился в том направлении. Иша мчался рядом, перелетая, как стрела, через поваленные деревья. Орианна звала на помощь. Ее голос то утихал, словно придушенный, то звучал сильнее, но все время удалялся. Он доносился откуда–то сверху, как будто она перемещалась по верхушкам деревьев.

Перескочив через очередной завал, мы увидели на макушке высокого, почти ста пятидесятифутового азобе гигантскую обезьяну. Она держала Орианну. Девушка, прижатая к груди чудовища, судорожно билась в его руках.

Я бросился к дереву и стал подниматься к его кроне. Громадный самец оскалился и грозно заревел. Затем метнулся от меня прочь, цепляясь за ветви, с удивительной ловкостью и легкостью перескакивая с макушки на макушку. Иша помчался следом за ним по земле.

Мы преследовали его до тех пор, пока он не сорвался с ветки на землю. Тяжело дыша, самец выпустил Орианну и поднялся на задние лапы. Его рост был не менее десяти футов. Гигант, покрытый черной густой шерстью, поднял голову и взревел. Его рев разнесся по округе громовым раскатом. Он бил себя в грудь кулаками, выражая неимоверную ярость.

Не раздумывая, я бросился на зверя и вцепился в его горло. Он рвал меня твердыми, как сталь, когтями, нанося глубокие раны. Он был невероятно силен, но я не уступал ему. Его ярость зажгла во мне ответный гнев, и мы бились на равных.

Мне удалось, наконец, пробиться сквозь густую шерсть к глотке зверя. Кровь хлынула из прокушенной вены. Он захрипел и, сдавив меня в чудовищном объятии, рухнул на землю.

Его кровь была совершенно не похожа на то, что мне доводилось пробовать до сих пор. Это был источник неимоверной силы и наслаждения. Я утонул в удивительных ощущениях и больше не видел окружающего мира. Уносясь в запредельные, никогда еще не испытанные мною переживания, я забыл обо всем на свете. Меня пьянил вкус его крови так, как ни одно вино. Я осознавал себя гигантом, способным усмирить любые силы природы, разрушить любые препятствия, вставшие на моем пути. Я ощущал все тонкости ласковой страсти при ухаживании и соитии с самкой. Я чувствовал все нежные эмоции от прикосновения детеныша, родившегося от меня. Я как будто проживал жизнь лесного чудовища. Мне стали доступны все чувственные порывы, которые пережил когда–то этот гигант. И они не были похожи на то, что испытывают обычные звери. Это было открытием, поразившим меня до самых глубин сознания: гигантской обезьяне, жившей в непроходимых дебрях африканских джунглей, были доступны человеческие чувства!

Убив чудовище, я еще долго сидел у тела поверженного врага. И в моей душе была не только удовлетворенность от одержанной победы над этим гигантом, но и невольное к нему уважение.

На берег я вернулся только под утро. Орианна сидела у костра и, обняв колени, застыла так, не произнося ни слова. Тибальд также не нарушал молчания, только вздыхал иногда, нетерпеливо поглядывая на море.

Когда солнце показалось над горизонтом, мы ушли под широкие кроны деревьев, растущих у пляжа.

  47