Никто не ответил.
Сорокин видел это боковым зрением, он держался от соседей по вагону стороной, не пил и не играл. Таких, как он, было двое: он и ротмистр русской службы Виталий Евстигнеевич Борин, недавно сорвавший с себя подполковничьи погоны армии Чжан Цзучана. К Борину относились с пониманием, у него была большая семья, для прокорма которой он и пошёл воевать в китайские войска, – три старшие дочери и три маленьких сына. К тому, что Сорокин не пил и не играл, с пониманием относился только Борин и ещё один обитатель вагона, майор китайской службы кавалерист и сорвиголова Ставранский. Борин, потому что сам по себе был не транжира и вразумительный человек, а Ставранский – просто так. Как раз он-то проигрывал Сажину больше всех.
Сдвинулась дверь, и в вагон влез полковник Тихобразов.
– Господа! – обратился он, но никто в его сторону не посмотрел. – Вот-вот трогаемся! По имеющимся сведениям, нас повезут мимо Харбина до Цицикара. И только оттуда колоннами, обещали автомобили, после переформирования, – в Харбин. Обещали составить специальный отряд и предложили штат – 6 офицеров и 155 нижних чинов. Прошу, кто пожелает, подать в список!
Сказав это, он стал ждать, однако из девяти офицеров, которые находились в вагоне, никто не ответил. Тихобразов постоял ещё минуту, мотнул головой, как бы вправляя её в верблюжий воротник старой вытертой шубы, и спрыгнул.
– Хоть бы дверь закрыл! – пробормотал вслед ему Борин и поднялся. Кряхтя, на онемевших негнущихся ногах, он пошёл к двери.
– Шурочкин шлейф! – процедил сквозь зубы Порфирий Никанорович в адрес Тихобразова и треснул картой об ящик, заменявший обитателям вагона и карточный стол, и обеденный, и всю мебель.
– А вам какое дело, чей он шлейф? – не поднимая глаз, на одной ноте проговорил Ставранский и поверх сажинской карты тихо положил свои две.
– Да нет мне никакого дела, только немалая часть нашего с вами жалованья исчезла в её кошельке!.. – Сажин смотрел в карты то у себя на руках, то на столе. – А вы что, не знали?
– А вы бы не совали свой тыловой нос в чужие дела…
– Ах, вот вы как? А вот и нет вашего марьяжика, господин Ставранский! – пропел Сажин и треснул две карты на стол. – Извольте рассчитаться!
Ставранский полез в карман, и в это время в дверь вагона тихо постучали.
– Я возьму! – сказал Сорокин и перед тем, как встать, стал тереть затёкшие колени.
Сажин удивлённо посмотрел на него.
– Сегодня я заплачу за ханшин, господа!
Секунду назад, слушая перепалку лихого кавалериста Ставранского и тыловой крысы Сажина, Сорокин наконец-то понял, чего он хочет. Оказалось, что он хочет в баню с Миронычем, смыть с себя всё дерьмо, в которое он вступил два с половиной года назад, как на нечищеном полковом манеже у дурного командира.
– Что-то вас разобрало, господин поручик! – Сажин пересчитывал ветхие купюры мексиканских долларов, которыми офицерам Русской группы выплатили последнее жалованье. – Ещё партию, господин Ставранский? Ну и фамилия у вас, чёрт бы вас побрал, язык сломаешь! Или вы уже на мели?
Ставранский тихо, долго и внимательно смотрел на Сажина и вдруг округлил глаза и заржал:
– А я и был на мели! А мель не киль, и под нею не бывает семи футов! – Он повернулся к Сорокину: – Браво, Сорокин, а то ведь очередь была моя, но все мои возможности перекочевали в карман этого досточтимого господина! – Ставранский поднялся и подошёл к Михаилу Капитоновичу – Однако хам! – Он кивнул в сторону Сажина. – Вам ведь, Михаил, остался час, если сейчас тронемся, не так ли? Вы ведь с нами в Цицикар не поедете? Я вас правильно понимаю? – почти не шевеля губами, шептал Ставранский. – Отвальная? – Он показал глазами на кулак, в котором Сорокин держал деньги.
Михаил Капитонович молча кивнул.
– Я найду вас в Харбине? – спросил Ставранский.
– Скорее я вас найду!
Ставранский напоминал Сорокину его друзей, одновременно всех: юного Вяземского, неунывающего, весёлого Давида Суламанидзе и даже Штина. Сорокин познакомился со Ставранским в конце октября под Кайфэном. Бронепоезд «Пекин», на котором служил Сорокин, подбили, и его взял на буксир другой бронепоезд – «Тайша́нь». На следующий день в одном месте собралось уже четыре бронепоезда Русской группы. Пути перед ними были разобраны, их пыталась чинить команда передового, самого мощного бронепоезда «Хуна́нь», но кантонцы попали в паровоз, и «Хуна́нь» встал без движения. Высадился 105-й полк и наступал на противника, стрельба велась всеми и отовсюду, и не выдержал китайский полк – 106-й и побежал. Русских окружили, они пошли на прорыв, прорвались и через полмесяца достигли северной базы группы в городе Цзинани. Ставранский дрался вместе с Сорокиным, а Сажин всё это время сидел в тыловом штабе.