Особенно,... 
50 
Когда демонстрация рассеялась, уже к обеду, он пошёл в портовый район и встретился с человеком Гвоздецкого. Встреча была в дымной пивной, Сорокин отказался от водки, но кружку пива выпил с удовольствием, пиво было вполне приличное. Человек, после того как под столом сунул ему плотно завёрнутый в клеёнку и перевязанный бечёвкой пакет, заказал водки и стал её пить. По разговору, он был из бывших, и, когда выпил полбутылки, склонился над столом и стал кричащим шёпотом жаловаться на советскую власть. Сорокин сказался, что ему надо в туалет, и ушёл.
Михаил Капитонович шёл вдоль песчаной дороги, и всё явственней становился запах горелого. Дорога была пустая, и, пройдя версту или около того, он понял, что она и будет пустая. Уже никого не боясь и не боясь оставить следов, он пошёл по ней.
Он ошибся – застава от того места, где он ночевал, оказалась близко. Туман поднялся, воздух стал прозрачнее, пробивались лучи солнца и, отраженные в лужах, резали глаза. Он прошёл ещё немного и увидел выломанные, опалённые деревянные ворота: одна створка косо висела на верхней петле, другая валялась. Это была застава. Когда он туда зашёл, стал накрапывать дождик. Застава была большая, на её территории была казарма, конюшня и ещё несколько деревянных построек, между ними в середине был большой песчаный плац. На плацу лежали мёртвые солдаты. Он подошёл к ближнему, это был молодой солдат, лет двадцати, он лежал на спине с располосованным животом. Казак, который его убил, дал шпоры коню, тот взялся в галоп, казак поднял коня на дыбы, склонился с седла и горизонтальным скользящим ударом подрезал солдата, а потом встал в стременах и уже падающего его ударил шашкой наотмашь сверху поперёк плеча – старый казачий приём. Таких, которых казаки, взорвав ворота и ворвавшись на плац, застали врасплох, лежало несколько, рядом с ними лежали их трёхлинейки.
Дым поднимался от самой дальней постройки, и Сорокин пошёл туда. Это оказалась кухня, её никто не поджигал, но, видимо, в неё бросили гранату, та попала в печь, взорвалась, и кухня загорелась. В кухне среди тлеющих головешек лежали две мёртвые женщины и один солдат. Сорокин вышел из кухни и направился в длинный сарай, который был конюшней. Лошади как ни в чём не бывало стояли в денниках и жевали сено, казаки их не тронули. «Как же, тронут казаки лошадей!» – подумал Михаил Капитонович. Он заглянул за конюшню и обнаружил человек около двадцати расстрелянных, все были босые и в нижнем белье. Дальше по периметру плаца была канцелярия, она была сильно разрушена, наверное, её закидали гранатами, её правое от крыльца крыло подломилось и лежало косо накрытое крышей. Сорокин встал на крыльцо, выбитая дверь валялась в маленьких сенях, и была открыта дверь налево, он не стал заходить, скорее всего, там была квартира, где жила семья начальника заставы: подходя, Сорокин увидел на окне занавески и на подоконнике горшки с цветами. Михаил Капитонович только заглянул в левую комнату и отшатнулся: в комнате лежали женские и детские тела. «Да, – подумал он, – здесь казаки порезвились!» Он сбежал с крыльца, дальше осматривать было нечего, и вдруг ему на ум пришла мысль: «Зачем я сюда пришёл, потратил время? Мне надо совсем не сюда!.. И скорее всего, с границы могут возвращаться наряды! Если схватят, представляешь, что с тобой будет? Кто будет разбираться, с казаками ты или нет?» Он нащупал в кармане маленький браунинг, который в любом случае оказался бы бесполезным, и вспомнил: «Погляди, как мрачно всё кругом…» Строчка, пришедшая на память, была из какого-то давно услышанного и забытого стихотворения, но дальше он не помнил. Он только подумал: как правильно – «мрачно» или «страшно»? «Погляди, как страшно всё кругом…» То, что он видел, больше подтверждало оправданность слова «страшно», и тогда он вспомнил ещё: «Лёгкой жизни я просил у Бога…» «Или «ты, – подумал он, – просил у Бога»?» В это время дождь стал накрапывать сильнее, из тайги потянуло свежестью, и небо потемнело. Он посмотрел на небо и подумал, что всё-таки: «Как мрачно всё кругом…»
Он пошёл к воротам, прошёл их, и вдруг до его слуха донёсся знакомый звук, которого он уже давно не слышал. Он заглянул за висевшую створку ворот и увидел маленького котёнка двух или трёх недель от роду, мокрого, как будто облизанного, с большими, стоящими торчком ушами. Котёнок смотрел на него круглыми глазами и дрожал. Он присел и погладил его. Котёнок нырнул головой под его ладонь и попытался зацепиться за неё лапкой. На шее у котёнка была повязана красная ленточка. «Наверное, у командира заставы были дочки», – подумал Сорокин и вспомнил детские тела, лежавшие в жилом помещении канцелярии заставы. Михаил Капитонович поднял котёнка, прижал его к груди и побежал на кухню, там он ногой разметал тлевшие головешки и нашёл молочную лужу, вытекшую из пробитого на уцелевшем краю печки котелка. Он поставил котёнка на ноги рядом с этой лужей, ткнул его мордой в молоко и ушёл.
50 
